Но как она ни уговаривала, Шарика не съела ни одной ягодки.
В половине десятого позвонили в дверь. Тетушка пошла открывать и топала так, что, казалось, целый полк солдат марширует в квартире.
"Наверное, это и есть сюрприз", — мелькнуло в голове у Шарики.
Только она это подумала, как в следующую минуту с вытянувшимся от огорчения лицом еле слышно здоровалась с учительницей гимнастики.
— Громче, девочка, — надтреснутым голосом сказала учительница.
— Здравствуйте, — повторила Шарика.
— Ну, видишь! — продолжала сипеть та. — У тебя есть голос. И силы. Ну-ка, давай!
Шарика скрепя сердце позволила учительнице проделать над собой все, что та хотела. Учительница раздела ее, уложила на диван, тормошила, поднимала ноги.
— Работай и ты! — приказала учительница.
Шари не шевельнулась. Ей нет дела до этой Трескучки. Чтоб она провалилась!
Учительница тормошила, дергала ее. И трещала своим сиплым голосом, ни на минуту не закрывая рта. Почему Шарика не помогает ей? Так они ничего не добьются, она сама должна приложить усилия.
Шарике так это надоело, что она обратилась к жителям Комнатии.
"Помогите", — попросила она мысленно.
Учительница и не подозревала, что против нее замышляется.
"Придумайте что-нибудь! Пусть Трескучка оставит меня в покое!"
Кто мог предположить, что пьяница Карчи Кувшин первым откликнется на ее зов?
Карчи, желая наклониться ближе к Кристи Хрустальной, покачнулся и спрыгнул на шею учительницы, которая мучила Шарику, лежавшую на диване как раз под полкой.
Трескучка охнула и выпустила Шарику.
Карчи, ухмыляясь, покатился по дивану и, глухо стукнувшись, остановился у стены.
"Ты не ушибся?" — спросила Шарика.
"Что ты!" — рассмеялся Карчи; он был очень доволен, что учительница так зло смотрит на него, и от гордости еще больше выпятил живот.
Трескучка взяла Карчи за шею, поставила обратно на полку и снова склонилась над Шарикой. Но предупреждение пошло на пользу: теперь она не так резко дергала девочку.
— Дело пойдет, — сказала она в конце урока и посадила Шарику в ее кресло.
Во время урока тетушка Марго часто входила и выходила из комнаты, Шарика косилась на нее одним глазом: она заметила, что та чем-то очень взволнована. Ее беспокойство не прошло даже тогда, когда учительница закрыла за собой дверь.
Стрелка часов показывала двенадцать, и тут в дверь снова позвонили. В этот момент тетушки Марго не было в комнате, и появилась ока не сразу, поэтому Шарика понятия не имела, что происходит в передней.
А произошло следующее: в дверях стоял Густи Буба.
— Ну, проклятье божье, пришел все-таки? — воскликнула тетушка Марго.
Вместо ответа Густи Буба ухмыльнулся, потопал блестящими желтыми ботинками у порога, словно стряхивая с них пыль, и вошел в переднюю.
— Разве сейчас десять часов? — зашипела тетушка Марго.
— Чего вы хотите, одиннадцати еще нет! — Густи сунул под нос тетушке Марго свои часы.
Увидав часы, тетушка на мгновение оцепенела. Последний раз она видела такие, когда покойный мастер-трубочист Лайош Точ попросил стать его женой тоненькую семнадцатилетнюю девушку, какой она, тетушка Марго, тогда была, и сразил ее окончательно, сказав:
"Марготка, я жду вашего ответа десять минут. Если вы скажете нет, я уеду в Америку".
Хотя, по правде говоря, Лайош Точ никогда бы не уехал в Америку.
Густи сунул под нос тетушки часы с римским циферблатом, и у той все расплылось перед глазами. Она слегка оттолкнула часы от себя и закричала на Густи:
— Ты что, не видишь, что уже двенадцать? Может, цифры различать перестал? Бесстыдник ты эдакий!
А Густи знай себе ухмылялся, словно его расхваливали, а потом перешел к делу:
— Где мои пятьдесят форинтов?
Глаза тетушки метнули молнии. Она не удостоила Густи Бубу ответом, удалилась в кухню, вытащила из-под табуретки огромную черную сумку, вынула из кошелька пятьдесят форинтов, лежавшие вместе с черными шнурками для ботинок, и швырнула их на кухонный стол протиснувшемуся вслед за ней Густи.
— Лучше б меня паралич хватил, когда я тебе первый кусок хлеба смальцем намазывала, — заявила она.
У Густи, очевидно, против этого не было никаких возражений, он спокойно опустил деньги в карман, затем спросил, где найти даму, которой нужно играть.
— Не дама это, полоумный, а девочка, — объяснила тетушка Марго и, высоко подняв голову, пошла вперед. Густи со скрипкой под мышкой проскользнул вслед за ней.
От волнения у Шарики перехватило дыхание. Она чувствовала, что звонок имеет отношение к ней. Наконец-то она узнает, кто пришел. Широко раскрыв глаза, она тихим голосом растроганно пролепетала:
Читать дальше