Владимир Шустов - Карфагена не будет

— Не нарушай, Костя, расписание. Скоро придет Гоша Свиридов, а ты еще не приготовил ничего. Где у тебя лозунги и газета для фермы?

— Да они, Никитка, еще вчера сделаны. Вот они. Шумишь без причины. Я теперь что сказал, то сделал…

— Если бы так…

— Не хвастаюсь! Стенгазету я разрисовал — глаз не оторвут: смотреть будут.

— Бахвалишься уже?

— Точно! Сам скажешь, что я — молодец!

Разведчик лежал в укрытии ни жив ни мертв. Ему представлялось, что Костя и Никита заметили его и нарочно тянут время, чтобы поволновать, что вот они уже перемигнулись и приготовились вытащить его из-под нар, чтобы допытаться, зачем он сюда пожаловал. Не скажешь, что пришел погостить. Леньку бросало то в жар, то в холод. Закусив губу, он заставил себя прислушаться к разговору:

— Спрашивали тебя, Костя, на ферме о чем-нибудь?

— Записку прислали. На, читай! Отгадай, где я был?

— Не мешай!

— Отгадай, Никитка!

— Не мешай, говорю!

— Ладно! Когда допытываться будешь, не скажу и слова.

— Рассказывай теперь, — попросил Никита, очевидно, прочитав записку. — Не надувайся, не надувайся.

— А думаешь, где?

— Заходил в школу?

— Там, сам знаешь, нет никого.

— Бегал в МТС, к Илье Васильевичу насчет занятий?

— Вот и нет! Илья Васильевич на полевом стане живет. Тебе, Никитка, ни за что не догадаться! У Аленки Хворовой я побывал, вот! Нежданно получилось. С фермы домой забежал, кружку молока выпил, взял тетрадку — и обратно. Только выскочил за ворота — Полкан за мной. Стал его во двор загонять. Крикну — он в подворотню. Чуть отойду — он за мной. Привязался, хоть плачь! Минут пять с ним провозился, плюнул: пускай, думаю, идет, коли охота! А тут как раз Тоська Хворова к нашему колодцу по воду пришла. Посмотрела на меня и говорит: «Что же вы, друзья-товарищи, про Аленку забыли, не навещаете? Выздоравливает она, завтра в лагерь придет. Зайди, Костя, проведай, расскажи, как у вас дела идут. По всей деревне разговор про лагерь, а сестренке моей неизвестно. Ведь как-никак вместе в отряде состоите, в огонь тоже вместе шли». У Аленки больше часа просидел, про лагерь она выспрашивала, вот и запоздал.

— Значит, Аленка скоро придет? — сказал Никита. — Сделали мы большую промашку, что ни разу ее не навестили. Плохо это!

— К ней не шли, а она о нас думала, — поддакнул Костя. — Занавески-то сделала она. И еще четыре штуки прислала. Она, Никитка, говорила, что Лидия Ивановна Терских приходила благодарить за дочку, которую Аленка из огня-то вынесла. Подарков полные руки принесла. Аленка не взяла их.

— Правильно! — воскликнул Никита. — За спасение людей подарков брать нельзя. Храбрая Аленка и не жадная.

— А Ленька над ней потешается, — вставил Костя. — Как это?

К своему великому изумлению, Колычев услыхал в шалаше собственный голос:

— Не дадим ее больше в обиду, Костик, не дадим. Вот мое слово, — сказал Никита. — Драться мне с Ленькой нет охоты, но если он дразнить ее будет, подерусь и накостыляю.

— Никита! — в шалаш, как определил по голосу Ленька, ворвался Гоша Свиридов. — Все для фермы сделали?

— Готово.

— Фу-у! — передохнул Свиридов. — А я боялся. Вечером унесу. Да в Темный бор идти незачем. Вчера я на покос ходил, бруски носил и встретил в бору Леньку с ребятами. Все хорошие грибы повыбрали!

— Опередил нас, — сказал с сожалением Якишев. — Но поход за грибами отменять не будем. Другое место найдем, получше. Гоша, как они узнают про то, что мы делать собираемся?

— Шпионят! — убежденно заявил Костя.

— От Колычева все можно ожидать, — отозвался Гоша. — Ты предупредил его, чтобы по садам и огородам не лазили, а вот посмотришь, осенью они устроят кое-что.

— Охранять станем, — сказал Никита.

— Илья Васильевич приехал! — раздалось на улице. — Ура-а-а!

Лагерь зашумел. Кто-то горнил сбор. По песчаным дорожкам забегали пионеры, под горой слышался громкий треск мотоцикла.

— Пойдем, ребята. — Никита встал.

— Подождите. — Костя заходил по шалашу. — Тетрадь куда-то запропастилась.

— На столе нет ли, — сказал Гоша.

— Нету, и на нарах не видно…

Ленька обмер: «Началось. Как только заглянут под нары, выскочу. Выскочу, раскидаю всех и напролом…» Он подогнул ноги, уперся ими в стену, чтобы одним рывком выброситься из убежища. Но все обошлось: Костя обнаружил тетрадь в кармане.

— Опять рассеянность, — рассмеялся Никита. — Ты, Костик, и на самом деле — личность!