Илья Миксон - Семь футов под килем

…В летающей рыбке много воды, а у соседа, доктора Фёдора Фёдоровича, бас как у пароходного тифона: ту-у-у, ту-у-у…»

Лёшка очнулся от горячечного бреда.

«Держись. Ты можешь, должен, обязан выжить, дождаться своих».

В густом тумане трубным басом звал пароход.

Ту-у-у, ту-у-ууу…

Он узнал бы этот голос в тысяче других, как рабочие — свой заводской гудок, как радисты — позывные своего судна.

«Иду-у! Иду-у!» — кричал ему «Ваганов». Сигналил, бодрил, поддерживал силы, укреплял уверенностью и надеждой.

«Жду-ждуу, ребята, жду-у-уу вас…» — мысленно кричал в ответ Лёшка.

Вода зарокотала, забила моторным грохотом голову. Бешено зудящим, воющим подводным пропеллером пробуравила воспалённый мозг.

Невидимая в белой мгле моторная шлюпка выла и лаяла, как собака.

«Здесь я, здесь!» — хотел отозваться Лёшка, но язык присох к нёбу, окаменели просоленные, растрескавшиеся губы.

Бункеровку разрешили в Лас-Пальмасе, на Канарских островах. В древности их называли Счастливыми.

К Лас-Пальмасу подошли на заре. Остров Гран-Канария лежал в море синими вулканическими холмами.

Лёшка стоял на пеленгаторном мостике и смотрел на приближающийся город.

За кормой выплыло солнце. Горы полиловели, зазолотились хребты, жемчужно высветились белые, розовые, голубые дома.

Высоко над морем стояла крепость — резиденция губернатора. Там полтысячи лет назад останавливался Христофор Колумб. На Гран-Канарии его каравеллы запасались продовольствием и пресной водой. Колумб готовился открывать новый путь к берегам Индии. Не через мыс Доброй Надежды, другой, ещё не изведанный…

За длинным молом серебрились цистерны с бензином и нефтью, торчали пароходные мачты и трубы. Десятка полтора больших и малых судов покачивались на внешнем рейде. Среди них выделялся красотой и размерами большой современный теплоход с двумя надстройками, высокими П-образными мачтами, настоящий флагман. Юркие СРТ, средние рыболовные траулеры, жались к нему, как утята к утке.

На большой скорости подлетел лоцманский катер. Федоровского вызвали на руль.

«Палубной команде приготовиться к швартовке! — загремело радио. — Повторяю…»

Повторять не было нужды: матросы гуськом двинулись к трапу.

— Смирнов!

— Слушаю вас, товарищ боцман! — бойко отозвался Лёшка.

— На бак пойдёшь, в мою бригаду.

— Ясно, Николай Филиппович.

При швартовке на носу интереснее. Всё видишь. Лёшка, привалившись грудью к планширу, разглядывал приближающуюся рыболовную флотилию. Уже были видны красные марки с серпом и молотом на дымовых трубах, алые флаги на мачтах.

— Наши! — глубоко вздохнув, произнёс Зозуля.

— Боцман! — позвал в мегафон с капитанского мостика старпом. — Подойдём правым бортом.

Зозуля поднял голову и кивнул: «Понято».

— Смирнов, Левада! Кранцы на правый борт!

Лёшка натянул рукавицы.

— Смирнов!

— Иду, товарищ боцман!

— Смирнов! На мостик!

Зозуля, Лёшка, все, кто стоял на баке, удивлённо переглянулись.

На правом крыле рядом с капитаном Николаев и старпом.

— Смирнов, на мостик! Срочно!

— Пулей! — заторопил Зозуля.

Лёшка на одном дыхании взлетел на верхотуру.

Дядя Вася протягивал бинокль.

— И так видно, — сказал, улыбаясь, капитан и пропустил Лёшку вперёд. — Смотри.

На носу флагмана уже легко читалось:

КОНСТАНТИН СМИРНОВ.

Лёшки перехватило горло. «Папин пароход!..»

— Матрос Смирнов, на руль!

Капитан положил руку на рычаг тифона.

Приветственный сигнал эхом отдался в скалистых берегах, торжественно разнёсся по всей акватории.

«Константин Смирнов» и его соратники ответили фанфарным хором.

— Midships ! — бросил рыжеволосый, совсем не похожий на испанца лоцман.

— Мидшипс, — принял команду Лёшка и плавно повернул штурвал. — Руль прямо!

— Так держать! — сказал капитан. И добавил вполголоса: — Семь футов под килем.

Клюзы — отверстия для прохода якорных цепей.

Танки — внутрисудовые ёмкости.

Сорф-бот — специальная доска для катания на волнах.