Анатолий Алексин - Все началось с велосипеда

«Теперь уж, простите пожалуйста, без стука к нам не войдёте! — думал я, разглядывая в окне Липучкины веснушки. — В поликлинику без разрешения не врываются! Надо будет и объявление такое повесить: «Без вызова не входить!» И в окне, миленькие мои дружки, без предупреждения появляться не будете: а вдруг дедушка какого-нибудь полураздетого больного выстукивает! Теперь уж мы с дедушкой или, вернее, я сам, как главный помощник врача, как его внук и медицинский брат, наведу порядочек!..»

Мне до того понравилось быть этим самым медицинским братом, я до того хотел своей личной инициативой (не похожей на мои прежние выдумки) заслужить уважение Саши и Андрея Никитича, что даже как-то не особенно радовался победе Белогорска в соревновании с чистоплотным Песчанском. Ведь соревнование-то продолжалось! И я должен был по-настоящему, а не так, как раньше, помочь городу, в котором родилась мама…

— Ой, Шура, какую ты вывеску замечательную сделал: «Приходите к нам лечиться!» — воскликнула Липучка.

Я и правда рисовал эту вывеску целый день. Я изобразил врача в белом халате с бородкой, похожего на дедушку, который, широко и гостеприимно разбросав руки в стороны, казалось, приглашал всех проходящих мимо: «Добро пожаловать!» Веник не был согласен с таким рисунком, — он сказал, что моя вывеска не соответствует «состоянию и настроению страдающего больного человека». Но Андрей Никитич поддержал меня и решительно возразил нашему умному Венику. Он авторитетно заявил, что в смысле болезней у него опыт гораздо больше нашего и что весёлого старичка на вывеске надо оставить, потому что «бодрость и оптимизм — это лучшее лекарство и самый лучший витамин для больного человека».

И вот я повесил на двери это самое объявление: «Приходите к нам лечиться!» Оно выглядело таким весёлым, будто приглашало людей не к врачу, а куда-нибудь на новогоднюю ёлку, да и дедушка в моём изображении напоминал приветливого Деда Мороза. А чуть пониже было написано: «Запись производится с 15 до 16 часов. Приём с 19 до 21 часа ежедневно, кроме воскресенья и четверга».

Это самое «кроме» я дописал по требованию Андрея Никитича, который сказал, что и дедушка тоже ведь должен когда-нибудь отдыхать.

Липучка появилась в окне прямо через каких-нибудь десять минут после того, как я прибил к двери весёлое объявление. По лицу её я сразу догадался, что Липучка готовит мне какой-то сюрприз. Но я и виду не показал, что догадываюсь, что меня хоть немножко, хоть чуть-чуть интересуют её спрятанные за спиной руки. И именно поэтому Липучка не выдержала:

— А я тебе одну вещь принесла…

— Какую? — равнодушно спросил я, хоть мне, конечно, очень хотелось бы заглянуть Липучке за спину.

— Вот! Смотри!.. — Она торжественно подняла над головой что-то белое, тщательно выглаженное и аккуратно свёрнутое — не то простыню, не то наволочку. — Это — халат! — воскликнула Липучка. — Самый настоящий белый халат. Мне его мама насовсем отдала. Для тебя! Мама его носила раньше, когда в пекарне работала…

— В пекарне?

— А какая разница? Важно, чтобы он белым был. И чистым-чистым! Ведь правда? Я его немножко зашила, подлатала кое-где, потому что он порвался в трёх местах. И постирала и погладила… На вот, примерь! Тебе ведь никак нельзя без белого халата…

Я даже не ожидал такого замечательного подарка: теперь меня будет отличать от всех других обыкновенных жителей Белогорска не только красная повязка, но ещё и белый халат! А повязку я буду надевать прямо поверх халата: красное очень красиво выглядит на белом фоне.

Я стал примерять халат, и тут оказалось, что он мне немного широк и длинноват.

— Это ничего! Это ничего, Шура! — стала утешать меня Липучка. — У тебя вид будет солиднее, понимаешь? Я могу его немножко ушить снизу и в боках, но этого не надо делать! Так будет гораздо солиднее!

Я согласился с Липучкой. И с этого дня, утопая в бывшем халате её мамы, начал свою новую работу на общественных началах.

Это было не так просто, как может показаться с первого взгляда. Ну, во-первых, дедушка сказал, чтобы я ни в коем случае не сообщал пока об этой своей новой должности медицинского брата маме, потому что она немедленно решит, что я должен заразиться от дедушкиных пациентов ужасными, неизлечимыми болезнями, — и заберёт меня обратно в Москву. В целях полной безопасности, дедушка запретил мне вступать с пациентами в «непосредственный контакт», то есть запретил пожимать им руки, когда они захотят благодарить меня за оказанную им медицинскую помощь.