Владимир Добряков - Когда тебе пятнадцать

Однако вновь сомнение взяло: для подтяжек сверток, кажется, тяжеловат… А не спиннинг ли?.. Нет, там коробка другой формы… И, уже входя в подъезд, твердо остановился на первоначальном варианте — конфеты.

И Олег не ошибся. Перерезав в двух местах бечевку, развернул газету и… увидел точно такую же коробку, какую неделю назад сам послал по почте. Неужели?.. Развязал шелковую ленту, поднял крышку — так и есть: и конфеты те же самые. Только двух рядков не хватает, вместо них — свернутый листок бумаги. Олег поспешно развернул его. На большом листе сверху — несколько строчек. Написаны крупным Любиным почерком:

«Любовь — это радость. Это огромное, такое светлое, даже святое. Когда любят, творят добро. А ты, Чинов, будто в игрушки играешь. И какое добро от тебя? Только зло. Прости, что несколько конфет не хватает. Съела по ошибке.

Олег скривил губы. С минуту стоял, стиснув зубы и прикрыв веки. Два раза с большим перерывом вздохнул и опустился на стул. Ему стало очень жалко себя. Страшный ночной сон, неприятность с идиотскими носками, а теперь… Ну зачем она так? Какое же от него зло? От всего сердца подарил. Уплатил четыре рубля семьдесят пять копеек… Нет, это она сама злая. Сама неблагодарная. Глупая. Примитивная. Никакой культуры. Пользуется тем, что красивая. Думает, ей все позволено!..

Олег взял листок, хотел смять, порвать, но… не стал рвать, снова перечитал, несколько раз вздохнул, спрятал листок в карман и прошел в ванную комнату. Открутил кран с теплой водой, умылся. Причесав волосы, долго рассматривал себя в длинной полоске зеркала.

«Ну чем не нравлюсь ей? Лицо интересное, смугловатое. Лоб, если отвести волосы, высокий, взгляд твердый и умный. Все признаки человека с развитым интеллектом. А она? Ведь действительно, интеллекта — нуль. Примитивнейшее существо. А смотрите, какие, слова! Какая нравственность! Совсем же недавно прямо противоположное говорила. Удивительная, потрясающая беспринципность! Да от нее всякого зла в сто раз больше!..»

Но как ни растравлял себя Олег, какие унизительные эпитеты ни подыскивал для Сорокиной — было ему плохо, муторно. Даже не пошел на кухню — взять из холодильника суп и поставить на газовую плиту. Лег на диван и, может, уснул бы (ночью все-таки недоспал), но в эту минуту на столе зазвонил телефон.

Звонил Петя Курочкин.

— Чем занимаешься, товарищ Чинов? — спросил он.

Голос одновременно веселый, бодряческий и настороженный. «Не следил ли за мной?» — тотчас подумал Олег.

— Занимаюсь, чем надо, — сдержанно ответил он.

— А как наши дела?

— Какие дела?

— Ну… ты же с ней собирался идти.

— Ты что, — зло спросил Олег, — шпионил? Ну, не тяни, признавайся! Шпионил?

— Знаешь… — медленно выговорил Курочкин, — за такие слова… И не собирался, очень надо! Я в спортклуб заходил.

— Ладно, — снизил голос Олег. — А всякие глупые вопросы задавать нечего!

— А чего я такого…

— Того! Где, с кем был — какое твое дело?

— Ведь сам сказал… в классе.

— Ну сказал. И что? Ну, встретились. Дальше? В кино были. Еще что? Целовались. Достаточно?.. Ну и до свидания!

Олег бросил на рычаг трубку.

Уже десять дней в нескольких местах города висели объявления об обмене двухкомнатной квартиры со всеми удобствами, площадью 29 квадратных метров по улице Димитрова дом номер 36 на равноценную квартиру в другом районе города.

Когда Костя в нижнем углу большущей доски впервые увидел свое объявление, напечатанное неясным шрифтом, на квадратике бумаги меньше половинки тетрадного листа, увидел его среди множества других таких же квадратиков, то здорово усомнился — обратит ли кто внимание на их предложение.

Однако обратили. В течение трех-четырех дней у них на квартире перебывало довольно много людей. Но сказать, что их приход сулил какие-то реальные шансы на обмен, было бы рискованным. В квартире они долго не задерживались. Бросали мимолетный взгляд на комнаты, тесную прихожую, со щелями, с облупившейся краской полы и спешили удалиться.

— Пустое это дело, — в который раз повторяла Анна Ивановна. — Были бы комнаты раздельные да кухня большая, как у нашей закройщицы — там хоть пошивочный цех открывай, — тогда бы и обменщики сразу набежали.

А потом звонки у дверей их квартиры почти не раздавалась. Видимо, постоянные посетители мест, где вывешивались объявления, или, как еще называли, «биржи», уже знали, что из себя представляет квартира на Димитрова, и она их больше не интересовала.