Юрий Хазанович - Свое имя

Мечтательно глядя перед собой, Митя вздохнул:

— Попробуй додумайся — вымазать рельсы мазутом. Какой умница!..

Алеша живо проговорил:

— Уверяю, мы тоже могли бы отколоть дельце. А? Что ты молчишь?

— С мазутом — это случай, — размышлял Митя. — А чтоб воевать по-настоящему…

— Чудак, честное слово! Хоть снаряды подавать, и то лучше, чем загорать в тылу!

Митя представил себе маленького паренька, крадущегося в потемках к насыпи, и подумал, сжимая кулаки: «Надо, надо что-то делать! Но что?»

В это время во дворе вдруг стало тихо. Разметав чурбаны в щепки, Тимофей Иванович отставил колун, рукавом вытер лоб и принялся за плаху. И опять застучали частые, яростные удары, раздававшиеся на всю улицу.

— Нужно туда, понимаешь? — убеждал Алеша. — А если и там окажутся такие же формалисты, тогда в тыл, к партизанам. Ясно? Там каждый человек на вес золота…

Смуглое лицо Мити, освещенное скупым светом дворовой лампочки, внезапно оживилось, глаза возбужденно заблестели, и он рассказал о книжке про партизан, которую прочитал сегодня.

— Там есть бабка Меланья Кондратьевна. Хорошая такая старуха! А внук у нее ни то ни се. Она ему и говорит: «Как же ты живешь? Что делаешь для общей пользы? Людям сможешь потом в глаза смотреть?» Читаю, и кажется, будто это ко мне она… даже голос ее слышу, А голос почему-то в точности как у мамы…

— Ух и сказала! — восторженно прошептал Алеша. — И ты еще раздумываешь?

— Я пошел на пустырь с тобой поговорить, а тебя нет.

— Гениально старушенция сказанула! Действовать, действовать, чтоб не было потом стыдно.

— Действовать можно и тут…

— Опять грузчиками? — запальчиво оборвал Алеша, вспомнив прошлогодние летние каникулы, когда они разгружали вагоны с углем.

Поработать, правда, пришлось всего двенадцать дней: на ладони у Алеши вскочила большая, как фасолина, водянка, сменившаяся нарывом…

— Лучше уж грузчиками, чем так околачиваться, — упрямо твердил Митя.

— Чепуха! Нужно мстить, нужно сделать что-то такое… — У Алеши перехватило дух. — Что-то большое, чтобы все узнали. А тут не развернешься…

— Постой! — всполошился Митя, прислушиваясь и напряженно глядя в глубь двора.

Алешка тоже прислушался.

Во дворе наступила тишина. Топор умолк. Тимофей Иванович, сгорбившись, постоял некоторое время посреди белевших на земле поленьев и щепок, потом, бросив на землю колун, потащился в сад. В тишине было отчетливо слышно, как он всхлипывал.

Холодок пробежал по Митиной спине, будто за воротник бросили ледяшку. Страх наполнил все его тело невыносимой тяжестью.

— Что делается! — с отчаянием прошептал Алешка и хлопнул себя по бедрам. — Они убивают наших людей… а ты сиди и смотри, как взрослые ревут! Эх!

Проводив взглядом надломленную фигуру отца, Митя ребром ладони рубанул воздух, сказал внезапно осипшим голосом:

— Ладно, решено! Что будет, то будет!..

Алеша лежал на боку, согнув руки в локтях и раскинув ноги, словно стремительно бежал куда-то. Прямые светлые волосы будто ветром отнесло назад. Белое летнее одеяло лежало на полу, возле кровати.

Анна Герасимовна подняла его и осторожно прикрыла ноги сына. Так было всегда, с тех самых пор, как его перестали пеленать. Обычно отец ложился позднее всех и несколько раз за ночь укрывал его…

Тонкая морщинка пересекала загорелый Алешин лоб. Золотистая, выгоревшая на солнце бровь шевельнулась, лицо сделалось озабоченным. Но в тот же миг уголки губ поползли кверху. Что-то снится ему? Может, командовал сейчас серьезным морским боем и выиграл сражение?

Анна Герасимовна неслышно подошла к столику, быстро написала что-то на клочке бумажки и положила записку на книгу, посредине стола. Сколько дней подряд она видит сына только спящим: уходит рано, возвращается поздно, и никак не удается им посидеть, потолковать, как бывало…

Ослепляющий солнечный столб косо пересекал комнату, будто подпирал стену. Алеша блаженно зажмурился. На сердце было тоже светло и радостно. Захотелось полежать с закрытыми глазами, вспомнить вчерашний вечер, обещавший такие перемены в жизни.

Первое, о чем он подумал, проснувшись, была встреча с отцом. Раньше Алеша как-то не замечал, что видится с ним редко: инженер Горноуральского отделения железной дороги часто выезжал в командировку на линию. Даже когда отец еще не уехал на фронт, но уже не жил дома, Алеша почти не вспоминал о нем. Потом он все сильнее стал чувствовать его отсутствие, все больше недоставало отца. Уже целый год он не видел его. Нет, он не представлял себе, как это бесконечно долго — триста шестьдесят пять дней!