Юрий Хазанович - Свое имя

Узкоколейный путь был свободен, а на широкой колее растянулся длинный порожний состав. В раздвинутых дверях товарных вагонов сидели грузчики и молча курили. Чуть охлажденный дождем воздух был неподвижен, серовато-синие пласты табачного дыма висели над площадкой.

На краю платформы в ряд расположились девчата. Одна девушка, повязанная зеленоватым, в цветах платочном так, что виднелись только голубые глаза да загорелый нос, положила на колени огромные брезентовые рукавицы, запрокинула голову и затянула негромко:

Девчата подхватили песню не очень громко, но с таким расчетом, чтобы ее услышали трое начальников, стоявших на противоположной стороне площадки: высокий, чуть сутулый человек с темными пышными бровями и орлиным носом, немолодой майор со скрещенными пушечками на погонах и полный железнодорожник.

Как только Митя приблизился к этим людям, он понял, что они встревожены, и по обрывкам фраз догадался: из Кедровника опаздывает поезд.

Майор нервно усмехнулся:

— Слышите, это в наш огород. — И он повторил последние слова куплета, который пропели девчата. — Действительно, попробуй помоги! — Он посмотрел на ручные часы: — Двадцать минут опоздания…

Человек с орлиным носом и полный железнодорожник, будто по команде, беспокойно вскинули головы — большая стрелка электрических часов то и дело судорожно дергалась, отсчитывая минуты.

Запыхавшись, подошел дежурный по станции. Все обернулись к нему. Девчата умолкли.

— Ну что? — нетерпеливо спросил майор.

— Тридцать три несчастья! — плаксивым голосом произнес дежурный. — Сначала не ладилось с топкой, потом потекли трубы. Но сейчас уже прошли Рудянскую… — Он снял фуражку, вытер влажным платком шею и лоб, на котором, словно шрам, розовела длинная вмятина от околыша.

— Трубы — это уже по вашей части, — сухо, с укором сказал майор, повернувшись к человеку с орлиным носом.

Тот развел руками. Темные с проседью, будто заиндевелые, брови нависли тучей.

— Вы отлично знаете, какой у нас парк. Поэтому ни одна машина не ремонтируется в положенный срок…

— Да-а, — протянул майор. — Причин у нас хоть отбавляй. Тридцать минут. Да еще от Рудянской…

— Шестнадцать минут от Рудянской, — быстро вставил дежурный.

— Итого сорок шесть минут. Три четверти часа опоздания. — Майор поднял плечи. — Да еще пока перегрузим… А за каждую минуту опоздания там платят жизнью наши люди… — Он показал рукой на запад и, не глядя на собеседников, спросил, нельзя ли увеличить количество грузчиков.

Железнодорожник, беспомощно ссутулясь, сказал, что здесь вся его «наличность». Тревога, которой были охвачены эти люди, передалась Мите. Подойдя к краю площадки, он стал смотреть в ту сторону, откуда должен был появиться поезд. Воображение рисовало ему открытое поле, врытые в землю орудия и вокруг, в окопчиках, — наши солдаты. На них во весь рост, под барабанную дробь, как в «Чапаеве», идут фашисты. И, как там, в картине, наши не стреляют, потому что вышли снаряды, а из Кедровника опаздывает поезд…

Черноволосый грузчик с молодым и смелым лицом, с темным отпечатком пятиконечной звезды на полинявшей гимнастерке, прихрамывая, подошел к военному.

— Товарищ майор! — сказал он, лихо стукнув каблуками кирзовых пыльных сапог. — Так что посовещались мы тут с товарищами. Погрузку сократим самое меньшее минут на тридцать. Опоздание, в общем, нагоним, товарищ майор…

— Спасибо! — Лицо майора просветлело. Он козырнул и протянул грузчику руку: — Спасибо, товарищ.

— Служу Советскому Союзу! — браво отчеканил парень, повернулся через левое плечо и, прихрамывая, направился к товарищам.

Девчата снова запели, теперь — увереннее, громче.

Из-за поворота, из высокой зеленой гущины вынырнул поезд.

— Идет! — закричал Митя.

Площадка весело и озабоченно загудела. Грузчики выпрыгивали из вагонов и, надевая брезентовые рукавицы, разбредались по площадке, занимая свои места.

Девчат с платформы будто сдуло. Заработал мотор подъемного крана, стальная ручища поднялась и опустилась, не то разминаясь, не то приветствуя поезд.

Напряженно, до рези в глазах, Митя всматривался в даль. Ему казалось, что поезд стоит. Но вот над паровозом взлетела и мгновенно растаяла белоснежная струйка пара, а спустя несколько секунд долетел слабый свисток.