Клавдия Лукашевич - Дядюшка-флейтист

Николай Васильевич то гладил ее по голове, поправлял подушку, подносил пить, то сжимал свою голову руками и что-то шептал. Он давал сам себе обеты не бросать и оберегать девочку на ее жизненном пути, сделать для нее что-то хорошее, что — он и сам еще не знал, но все ему казалось теперь возможным и достижимым.

Под утро гости стали расходиться. Наташа заснула. Николай Васильевич вздохнул и, посматривая поминутно на заснувшую девочку, стал мыть и убирать посуду после пира, боясь лишний раз шевельнуться и неосторожно стукнуть.

Наташа выздоровела. Болезнь ее была одна из тех детских болезней, которые неожиданно приходят и скоро проходят. Между тем, Николай Васильевич за то время, что девочка пролежала в кухне на сундуке, совсем изменился, даже осунулся, тревожась за нее. Он бродил как тень и твердо выдерживал обещание, данное племяннице.

Наташа поправилась, перебралась в залу за диван, и Николай Васильевич повеселел.

Похудевшая, слабенькая девочка сияла тихим счастьем точно болезнь переродила ее.

Раз тетка ушла за провизией, а Наташа, улучив свободную минутку, выбежала в кухню.

— Дядя Коля, наши сегодня на весь вечер в гости уйдут! — радостно шепнула она, рассмеялась и захлопала в ладоши.

Многое было этим сказано: обоим представился веселый вечер, разговоры, пение, игра на флейте. Такие светлые минуты не часто выпадали на их долю.

— Твой почтенный дядюшка-флейтист сегодня совсем с ума спятил, — говорила Липе вернувшаяся Марья Ивановна. — Представь, душенька, стирает в корыте полотенца и ухмыляется во весь рот. Вот-то сокровище!

— Ах, да не говорите мне о нем! — ответила Липа.

Наташа догадалась, чему улыбался дядюшка, и в ее больших глазах мелькнул задорный огонек.

Вечером, как только хозяева скрылись за дверью, девочка была уже в кухне.

— Ну, дядя Коля, давайте теперь играть на флейте, — весело подпрыгнув, сказала она.

— Погоди, Наташечка… наши еще не успели далеко отойти. Услышат, тогда нам плохо будет… Надо вот и кухню прибрать.

— Как мы с вами давно не флейте не играли. Я все ждала, ждала, когда-то они уйдут. Как я рада? Вы рады, дядя Коля, что они ушли? — болтала Наташа.

— Конечно, нам с тобой посвободнее. Только они ведь хозяева, Наташечка… Тут уж их воля…

— Играйте, играйте же скорей… Сначала мою любимую. Знаете, так тонко-тонко-тонко, а потом — как птичка.

Зазвучала флейта. Николай Васильевич переиграл все, что только знал. Наташа спела «Ваню и Таню».

— Слушай, Наташечка, выучи-ка петь «Среди долины ровныя»… Это самая лучшая на свете песня. Ты полушай-ка, что это за песня.

Николай Васильевич тихо запел своим дрожащим, разбитым голосом:

— Очень хорошая песня! Такая жалостливая, — заметила Наташа, когда певец замолк. — Спойте, дядя Коля, еще раз. Научите меня…

Они запели вместе.

Вечер проходил весело. Наташа уже без помощи дяди во второй раз пела «Среди долины ровныя».

Прислонившись к плите, сложив на груди руки, она с увлечением заливалась вслед за флейтой.

— вывела высокой, чистой нотой девочка и, закинув назад головку, призакрыла глаза и развела руками.

— Чудесный у тебя голосок, Наташечка. Наверно, ты певицей будешь. Повтори-ка это место еще раз.

— залилась снова маленькая певица.

— Это что?! — раздался неожиданно раздраженный голос.

Николай Васильевич выронил из рук флейту. Наташа вздрогнула и пошатнулась.

На пороге кухни стояла Марья Ивановна, а за нею хохотала Липа.

— Это что? Почему ты не спишь? — крикнула тетка, схватила Наташу за ухо и хотела тащить из кухни. Девочка громко испуганно заплакала.

— Не троньте Наташу! Не троньте! Я не позволю… — как будто не своим голосом закричал Николая Васильевич, отстраняя хозяйку и становясь между ней и девочкой.

— Как вы сметете так с мамашей говорить? — вступилась Липа.