— От хозяина, выходит, все зависит? — поставила разговор, как говорится, с головы на ноги, Софья Марковна.
— А как же! — согласилась мать и о чем-то задумалась, фартуком, тем самым, что стирала пыль со скамьи, вытерла губы, будто она только что пила воду. Потом продолжала:
— Вы — молодая, еще, видать, не замужем…
— Нет еще…
— Тык я вам сразу скажу: жить без мужчины в доме — это все равно, что иметь телегу без коня.
Софья Марковна улыбнулась:
— Хорошо сказано… Образно…
— Тык образ он такой, что хоть ты на него молись… Я по себе это знаю… Мой в Донбасс сколько раз уезжал, одна с детьми оставалась… Горе одной, а не жизнь. Вот какой образ…
Мать, конечно, не поняла слова «образно», но разговор продолжала, как могла. Ей хотелось понравиться учительнице.
Софья Марковна слушала очень внимательно, и ей тоже понравилась моя мать, как она сказала мне позднее. И она решила помочь матери в той домашней войне, которая велась в нашей семье из-за колхоза. Ей как можно скорее захотелось увидеть моего отца, чтобы поговорить с ним в нашем присутствии, поговорить о том, почему это он, бывший донецкий рабочий, идет против колхозов, против… И она спросила у матери:
— А где ж ваш хозяин? Или, как вы его называете, «конь»?
Мать усмехнулась и ответила:
— В лес поехал… За дровами.
— Теперь ясно, понимаю, — и Софья Марковна посмотрела на миску с недоеденными щами. — Думаете о нем сейчас, ждете…
Мать объяснила:
— Не для себя, а для школы нашей, начальной… Дрова заготовлены, только нагрузить и привезти…
— А-а-а… — Софья Марковна, кивнув головой, больше ничего не сказала.
Какое-то время обе молчали. Мать снова стала хлопотать около печи. Потом подала на стол хорошо прожаренные картофельные оладьи в масле. Мне и учительнице поровну. Софья Марковна взмолилась:
— Да что вы!.. Я и в гостях столько не ем…
И только мать, что-то сказав, направилась снова к печи, как дверь открылась и в хату ввалился весь заиндевелый отец. Черные валенки его были наполовину белые, кожух тоже заснеженный, в усах ледышки, брови поседевшие. Как говорят, человек с зимы пришел.
Учительницу он заметил сразу и, поздоровавшись, начал раздеваться.
Я тем временем уминал оладьи и, закончив, тихонько шмыгнул в боковушку, взялся за уроки.
Отец не спешил, делал все с оглядкой. Выйдя в сени, очистил снег за собой, потом умылся, вытерся, даже усы гребешком расчесал. Он любил свои усы и потому часто повторял известную русскую пословицу:
— Усы — честь, а борода и у козла есть.
Когда он привел себя в порядок, мать позвала его:
— Иди к столу, Прокоп. Пока все горяченькое… С дороги согрейся, поешь…
— С дороги в самый раз горячего, — продолжил ее мысль отец и подошел к столу. Сел на мое место.
Мать, подавая миску щей, сказала как бы между прочим:
— Это учительница из Петручковой школы, Софья Марковна…
Отец поклонился гостье, но к еде не притронулся, а продолжительно, пытливо посмотрел на учительницу.
Софья Марковна догадалась, что его беспокоит, но ничего не сказала. Обычно учителя, думала она, приходят тогда, когда, как говорится, грянет гром, когда что-то случится в школе с учеником или ученицей. И она, думая об этом, решила сегодня не сразу говорить обо всем отцу. Поэтому никак не реагировала на его долгий, вопросительный взгляд.
А он, человек хоть и горячий, но сдерживать себя умел. Он придвинул ближе к себе миску, сразу же подсолил щи и, взяв большой ломоть хлеба, начал есть. Быстро, как-то особенно аппетитно. Через несколько минут мать подала ему оладьи. Но отец снова вопросительно поднял глаза:
— А гостью потчевала?
— Как же, очень вкусные оладьи, — ответила, опережая мать, Софья Марковна.
Отец все еще смотрел на мать. Похвала ее кулинарному искусству понравилась и ему, так как действительно мать умела хорошо готовить, особенно эти, вначале испеченные, а потом поставленные в чугунке в печь, чтоб подрумянились, оладьи в масле.
Тщательно вытерев усы, он поднялся, подошел к кожуху, вынул из кармана кисет, свернул цигарку и, выкатив из печи горячий уголек, прикурил. Делал он все это с какой-то хорошей, как оценила потом Софья Марковна, основательной последовательностью, своеобразным умением.
И все же от разговора не смог удержаться. Он увидел: Софья Марковна его пока только изучает, а первой начинать разговор не спешит.
Читать дальше