Павел Ковалев - Красный ледок [Повесть]

— Да что тут особенного, — отмахивался отец от похвалы, как от назойливых мух.

— Не говори, Прокоп. Если б у каждого так было в хате, то и жить можно было бы, — и начал ощупывать мебель, осматривать перегородку и все, что попадалось на глаза.

Мать вставила в мужской разговор и свое слово:

— Далеко нам до вас, Коротких…

— Да вы уже мало в чем отстаете… Вот только земли да скота у меня побольше… Так я и продать могу твоему Прокопу… — растягивал каждую фразу Макар, время от времени поглядывая на отца.

А тот ему спокойно ответил:

— Зачем оно теперь, богатство?

— Как зачем? Ты же только-только…

— Только-только новое начинается, — перебила Макара Короткого мать.

— Что верно, то верно… — отец недовольно посмотрел на мать. Я только что жить начал, вкус почувствовал…

— Вот поэтому и мог бы у меня коня одного купить… Я и в цене уступил бы… И денег подождать мог бы год или два… — Макар во что бы то ни стало хотел склонить на свою сторону отца.

— Так ты затем и пришел?

— Нет-нет, — спохватился Короткий. — Пришел просто так, поговорить. А конь — это так себе, к слову, он у меня не лишний…

Отец с матерью переглянулись. Отец словно спросил глазами у матери: «Не угостим ли гостя?», а та пожала плечами: «Чего ради я угощать его должна?». Отец закурил и, зная, что Макар не курит, продолжал:

— Ишь, зараза эта, — показал он на кисет, — тоже богатым мешает быть… А водка? Сколько я, как из Донбасса приезжал, попил ее…

Макар Короткий уловил иронию:

— Так уж и много ты пропил, прокурил… Глупость это, мелочь… Все мы скопидомами стали, как женились. Женки, брат, в руках держат.

— Жены вас скупыми сделали? — не удержавшись, сразу же спросила мать.

— Нет, порядку научили… Ничего лишнего не позволять.

— Э, Макар, чтоб ваш брат да женок слушал…

— Да табака не нюхал, — усмехнулся отец.

— И что бы только было? — Макар пристально посмотрел на мать. — Одни святые жили б на свете?..

— Нет, были бы одни богатые, вот такие, как вы, Короткие, — недолго думая, ответила мать.

Отцу моему хоть и нравилось такое наступление матери на Макара, ее открытая правда, а все же он окрысился на нее:

— К чему болтать… Человек зашел поговорить. Там вон свинья визжит, чуть ворота рылом не выворачивает, накормила бы…

— Успеется! — ответила мать, но, немного повременив, вышла в сени и застучала там ведрами.

Какое-то время мужчины молчали, даже не смотрели друг на друга. Чего-то ждали. Отец курил. Макар поглядывал то в окно, то осматривал углы новой хаты.

— Ты, Прокоп, своего придержи, — нарушил молчание Макар и повернулся к отцу. — Всю деревню баламутит, комсомолец… Вместе с этим голодранцем Игнатом Дроздом. Тому что терять — ни кола ни двора. Бобылями были, бобылями и остались… А у тебя же хозяйство… Свое… Горбом, мозолями нажитое…

— Да ты за меня, это, не заступайся, — поднял глаза отец. — За себя я сам могу постоять…

— Все ждут твоего слова. Важно, чтоб ты сказал. Повременить надо с колхозом… Поглядим, как у других… А тогда уж…

— Говоришь, все ждут?.. — задумчиво переспросил отец.

— А я врать не собираюсь, — тянул Макар Короткий. — Все только и надеются на тебя, так как характер у тебя твердый, шахтерский, знают…

— А кто же это — все? — Отец всматривался в лицо Макара пытливо, пристально.

— И Никанор Дрозд, и Тит Салабута, и Иван Криваль, да разве всех ты сам не знаешь, боль души их не чувствуешь… — Макар Короткий старался говорить доверительно… — Ночи люди не спят… Сами с собой разговаривают. Из хлевов не выходят, скотину ласкают впотьмах… Свое, брат, это свое. Извечное.

Отец обо всем этом знал, но все же был растроган и встревожен такими словами. Макар Короткий распалил в нем жажду к своему, личному, посеял недоверие к колхозному, умаслил сладкими словесами и обещаниями. И все только ради того, чтобы он, мой отец, не вступал в колхоз, чтобы запретил мне, сыну своему, школьнику и комсомольцу, быть там, где начиналась новая жизнь.

Макар Короткий уходил от нас, довольный своим визитом. Отец сказал ему на прощанье:

— Посмотрим… Спешить некуда!

— Вот и я то же самое думаю, — обрадовался Макар и тайком улыбнулся, закрывая за собой дверь.

В школе жизнь с каждым днем становилась все более напряженной, шумной. Почти в каждом классе висели лозунги. Огромные, яркие. Писали их мы сами, комсомольцы и пионеры. Писали на бумаге и на красной материи. Учителя вдохновляли нас добрым словом и одновременно внимательно следили за всеми нашими делами, приглядывались: на что, мол, мы способны.