Юрий Третьяков - Приключения Мишки Мочалкина

— Хвостиков, а это что — научная статья или просто?

— Очень… научная…

— Это хорошо…

Но вот гроза прошла дальше, и опять выглянуло солнце. Луг стал сплошной лужей, а песок насквозь промочило и прибило дождем, поэтому зарывать в него Володьку, и без того мокрого до нитки, конечно, не стоило. Вдобавок за ним прибежала обеспокоенная Мария Антоновна.

— Батюшки! Теперь непременно заболеет! Что ж я отцу-то скажу? Заболеет, ох, заболеет!

— Не заболею! — бодро сказал Володька, когда его сажали в мокрую коляску. — Наоборот, чувствую, что начал я выздоравливать! Я всегда это чувствую! А все потому, что очень сильно я расхулиганился! Никак меня невозможно удержать! Завтра обязательно за мной приезжайте, мы еще что-нибудь сотворим! Где мой прутик?

И он уехал, размахивая прутиком, мокрый, грязный, но ужасно довольный.

Метизы и лягуши тоже собрались было по домам, но тут на берегу появился сам председатель поселкового Совета Иван Петрович. Лучше всего было бы разбежаться кто куда, но метизы остались, чтобы лягуши не подумали, будто они трусы. И лягуши остались по той же причине.

— Та-ак… — внушительно сказал Иван Петрович, взглядывая по очереди то на прицеп, то на ребят. — В нашем образцовом поселке и вдруг — хищения государственных прицепов и прочие отрицательные явления… Кто же зачинщик?

Зачинщиков не нашлось.

— Зачем здесь песок? — строго спросил Иван Петрович. — Строительство, что ли, какое затеваете?

— Это пляж… — сказал Хвостиков.

— Та-ак… — Иван Петрович задумался, потом вынул книжечку и карандаш. — Кто же инициатор этого начинания?

Ребята молчали, с опаской поглядывая на книжечку.

— Долго мне ждать? — рассердился Иван Петрович. — Ну, кто? Ты, что ли? — обратился он к Хвостикову, и Хвостиков, поправив очки, скромно сказал:

— Да, пожалуй, вообще-то — я! Хвостиков моя фамилия! Иван Петрович записал фамилию в книжечку и похлопал Хвостикова по плечу:

— Молодец! Ценная инициатива — построить пляж на общественных началах!.. В нашем образцовом поселке так должно и быть! Упомяну о тебе в стенной печати. А прицеп сейчас же отвезти на место, и в другой раз спрашивать, когда берете!

Когда Иван Петрович ушел, Мишка сказал Хвостикову:

— Разве ты инициатор? Это я придумал… Но Хвостиков вывернулся.

— А прицеп кто придумал взять? Когда он спрашивал про прицеп, чего же ты молчал? А насчет песка я раньше твоего придумал, да только сказать не успел!

Потом метизы и лягуши молча отвезли прицеп и разошлись каждый на свою территорию.

За ночь земля высохла, но песок на берегу пруда был еще сырой, поэтому Мишка, Хвостиков и Люлик решили ехать с Володькой в рощу, рассчитывая, что после такого хорошего дождика там выросло множество грибов.

— Мне все равно! — сказал Володька. — Я везде люблю бывать. А сегодня мне снилось, будто мы от кого-то удираем, а я — быстрей всех! Это ноги мои чувствуют, что скоро перестанут бездельничать — готовятся!..

— Что же вы ему покоя не даете! — сокрушалась Мария Антоновна, хотя должна была радоваться, что почти не приходится ей возиться с Володькой. — Тащите невесть куда кале… больного человека! Ему лежать нужно, в покое…

— Ничуть мне покой не нужен, я не какой-нибудь — покойник!.. — сказал Володька и захохотал, довольный своей шуткой. — Мне нужно во всем участвовать! Люблю я во всем участвовать! Ну, поехали, что ль? Где моя хворостинка?..

Грибов в лесу не оказалось: то ли дождик был для них неподходящий, то ли не проник он в глубь земли, где таились грибные корни, или сами грибы не набрались еще сил, чтобы пробить земляной слой и вылезти наружу. Зато все остальное — и листья, и травы, и цветы — было вымытое, свежее, пахучее!

А когда ребята выехали на лужайку, то сразу почуяли, что земляника поспела на пригорках, на солнечных припеках, и кое-где прямо на виду краснела она из-под листиков.

Володьку вынули из коляски и посадили на траву. Он сразу же очень проворно пополз, упираясь руками в землю и волоча ноги, нашел спелую земляничку и съел.

Мишка хотел ему помочь, но он отказался.

— Не надо! Я сам! Я могу даже с вами наперегонки! Он здорово замечал каждую красную ягодку и полз к ней, крича:

— Сюда, сюда! Тут мно-ого!

Чулки, штаны и ладони сделались у него зеленые, грязные, а он с удовольствием себя оглядывал, и похоже было, что никакая усталость его не брала.