Марк Ефетов - Света и Камила

Порт-Саид, прекрасный город, окружённый со всех сторон морем, истекал кровью, но не сдавался.

«Море? Но ведь оно солёное! — пришло на ум иностранным захватчикам. — А пресную воду портсаидцы получают за десятки километров, из реки Нил. Отлично! Отрезать город от пресной воды. Ведь уморить людей жаждой страшнее, чем голодом…»

Нет, не сдавался Порт-Саид!

От жажды у людей трескались губы и выступала солёная кровь.

Портсаидцы не сдавались.

В городе не было ни воды, ни пищи… Пепел и сажа валился с неба, точно чёрный снег. Самолёты врага снижались над улицами и расстреливали людей из пулемётов.

Портсаидцы не сдавались.

По Суэцкому каналу плыла пена необычного цвета — чёрно-розовая. Это белую пену почернили копоть и дым пожарищ, а подрумянили отблески огня.

Танками врага уже были размётаны в прах все баррикады, превращены в песок и щебень густонаселённые кварталы бедноты; уже сорван солдатами интервентов зелёный флаг Египта, на котором кровью египтян было написано:

«Свобода или смерть!»

Уже окутаны колючей проволокой пальмы в кварталах, где размещены иностранные банки, конторы и дома богачей. Сюда не упало ни одной бомбы, здесь не стреляли, не жгли, не убивали.

Захватив Порт-Саид, иностранные интервенты охраняли эти кварталы банкиров. Здесь солдаты интервентов пытались скрыться от бесстрашных фидаи.

Но скрыться от фидаи было немыслимо.

По многим улицам, особенно в бедных кварталах, танки захватчиков не могли пройти: в них стреляли из подвалов, бросали гранаты с чердаков, преграждали путь бронированным машинам железными ежами, ямами, взрывчаткой. А если всё это не помогало, поступали, как поступил порт-саидский школьник Мустафа Хамад: он обвязал себя гранатами и бросился под гусеницы вражеского танка.

Каждый дом, который брали враги, дорого обходился им.

И вот неожиданно ясным солнечным утром на одной из улиц Порт-Саида появились танки с зелёным звёздным флагом Египта. Эти танки не стреляли. И в подвалах домов, на чердаках и за окнами, закрытыми мешками с песком, молча стояли фидаи, сжимая винтовки и гранаты.

«Умираем, но не сдаёмся!» — было высечено на стенах этих домов.

Танки с зелёным флагом мчались по улицам. Ветер развевал зелёный флаг. Тишина.

— Наши! Египтяне!

Выйти из укрытий, броситься к танкистам, обнять их, целовать… На головном танке с зелёным флагом башня развернулась, блеснул огонь, и снаряд взорвался в доме, где сидели за окнами фидаи. Так подлым обманом, прикрываясь зелёным флагом Египта, удавалось интервентам сломить упорство фидаи.

Когда Порт-Саид уже был занят и официально было объявлено о прекращении огня, самолёты захватчиков продолжали бомбить кладбище, чтобы портсаидцы не могли подойти к убитым, не могли отыскать своих близких и похоронить их.

Войдя в Порт-Саид, иностранные захватчики хватали всех жителей города, закатывали им рукава и на запястье ставили чёрный штемпель. Так обычно штемпелюют скот. В Порт-Саиде это делали с людьми.

Давно ли по этим же улицам шёл на рынок Мустафа? Тогда здесь было оживлённо и шумно. Он шёл, рассматривая глазами Яхии-художника всё вокруг: красно-малиновые фески, белые тюрбаны, щедрые горы фруктов и овощей — всю эту кипучую жизнь родного города.

А теперь, крадучись точно вор, шёл Мустафа, прижимаясь к стенам домов, прячась за деревьями, когда по мостовой мчалась военная автомашина.

Всего несколько дней назад здесь была шумная торговая улица. А теперь — чёрные от копоти стены с провалами вместо окон. Дымящиеся костры. Взломанные тротуары и мостовые, будто по ним прошёлся гигантский плуг, который пахал асфальт, как землю, вырывал с корнем огромные пальмы, точно тростники.

Вот и родной квартал. Выломанные окна, рухнувшие крыши, чёрные стены.

Женщина в чёрной галлябии, царапая себе лицо, плакала над детской коляской.

Дальше старик и старуха разбирали гору кирпичей. Они работали медленно, казалось, спокойно. Старик поднимал кирпич, передавал его старухе, а та отбрасывала кирпич в сторону.

Когда Мустафа обходил гору кирпичей, старик окликнул его:

— Мустафа!

— Я, Мухамед!

— Фатьму унесли.

— Что? Куда? Что ты говоришь, Мухамед?

— Успокойся, сынок, — сказала старуха. — Горе у всех нас. Я потеряла всех своих детей. Всех, Мустафа… Здесь рухнула стена. Фатьму унесли утром.

— Куда? — закричал Мустафа.

— Успокойся. — Старуха положила кирпич и обняла Мустафу. — Теперь уже это не имеет значения, куда её унесли. Ты ищи Камилу. Её не было здесь, среди тех, кого нашли мёртвыми под кирпичами. Она, наверное, убежала, спаслась. Слышишь?