Василий Ледков - Метели ложаться у ног

Мужчины рассаживались на край оленьих шкур на постели, подбирая аккуратно ноги. Нюдяне поставила на латы перед ними стол на низких ножках, который через минуту ломился от снеди. Это были вяленые пупки пеляди, чира, сига, их соленые тушки, а в большой деревянной чашке, слезясь от жира, горели ало нежные куски гольца и семги. Тут же рядом, тоже в открытой деревянной чашке, лежали куски свежего мяса дикого оленя. Пахло аппетитно жареным мясом. Это Нюдяне обжаривала на огне посыпанные солью оленьи ребра.

— Ешьте с дороги да рассказывайте, чем земля живет? О чём она говорит? — сказал Лабута, первым принимаясь за еду.

— Земля-то живет, как жила, — улыбаясь лукаво, посмотрел на Лабуту Сэхэро Егор. — А вот Ячи поклон тебе шлет.

Руки у Лабуты мелко задрожали, брови насупились, лицо скривила злая улыбка. Делюк этого не видел, он невольно тянулся глазами на другую половину чума, где шила пимы девушка. «Это дочь его или сестра жены? — думал про себя Делюк. — Красива!»

— Ячи, говоришь? — повернулся, наконец, лицом к Сэхэро Егору Лабута Ламбэй. — Будь он проклят твой Ячи! Волки бы его живьем разорвали! Или же… его же бешеные собаки!

Сэхэро Егор опять улыбнулся, посмотрел сначала на Лабуту, потом на Делюка и, увидев, что тот отвлекся, махнул рукой.

— Разорвут ли Ячи волки или бешеные собаки — не знаю, — заговорил он и снова взглянул на Делюка, который сидел безучастно, поглядывая то на макодан, то на пелейко. — А около пятисот рогатых от Ячи мы тебе пригнали. — Он кивнул на Делюка. — С ним вот, с Делюком, пригнали.

Лабута Ламбэй растерялся. Он знал, что не верить Сэхэро Егору нельзя. Если он говорит, то это так и есть.

Пришел, наконец, в себя и Делюк.

— Да, мы уже пригнали оленей. От Ячи пригнали, — сказал он, принимаясь за еду. — Тут, недалеко они… на сопках пасутся.

Лабута не знал, что сказать, а потому долгим вопросительным взглядом уставился на жену. Кивком головы показала та на подушки.

— В конце зимы, уже весной, волоча маленькие санки, я в Салехард ходил. Мешок песцов, две шкуры волка да шкуру росомахи надо было сдать, — сказал он, просунув руку к основаниям шестов под подушками и достал небольшой, литров на пять, дубовый бочонок. Спросил: — А эту еду вы… берете ли?

— Русская еда всегда в чести, — не замедлил с ответом Сэхэро Егор.

Снова глядевший на вторую половину чума Делюк молчал, будто вопрос хозяина чума не касался его. Чувствовала на себе взгляд Делюка и Ябтане, а потому она клонила голову ниже, чтобы не было видно её лица, и все же девичье любопытство брало своё: она поглядывала на Делюка из-под бровей. Чем-то ей явно нравился молодой стройный парень с добродушным открытым лицом и с большими черными глазами.

Занятый своими мыслями Делюк не видел, как Лабута открыл затычку бочонка и наполнил чашки вином.

— К чему же доброй еде на столе киснуть? Возьмем! — сказал Лабута, поднимая над столом полную с краями глубокую деревянную чашку и начал пить безотрывно небольшими глотками.

Выпили своё и Сэхэро Егор, и Нюдяне. Делюк тоже взял свою чашку. Он медленно поднес её к губам, выпил два глотка и, поставив быстро чашку на стол, встал и вышел на улицу, прижимая рот рукой.

Сидевшие за столом поглядывали друг на друга.

— Не брал он её, наверно, — сказал тихо Лабута Ламбэй.

— Мальчишка! — сказала с усмешкой Нюдяне.

— Молод он ещё, — подхватил Сэхэро Егор. — Да и не всем она, эта еда, по нутру.

Делюк вскоре вернулся и, тяжело дыша, сел на своё место, посмотрел внимательно на Лабуту Ламбэя и Сэхэро Егора. Он увидел, как на лбу у них засеребрились капельки пота. Ещё румянее стала и Нюдяне. Нет, она просто покраснела, и это подействовало на Делюка отталкивающе.

— Отец не брал её и я тоже не могу. Х-фо! Не надо мне больше! — сказал он, выплеснул содержимое своей чашки на костер, и почти до середины чума взметнулось вверх бледно-синее пламя, обдав жаром лица. — Вот какой огонь вы пьете!

— Не зря, значит, говорят, что сгорел от вина, — после недолгого молчания обронил задумчиво Лабута Ламбэй и откинулся на подушки. Ему теперь казалось, что в желудке у него мечется пламя, усилилась резь, и кружит голову.

Неприятную тошноту почувствовал и Сэхэро Егор, но не подал вида. Сказал:

— Не дело на одной ноге прыгать: возьмем-ка ещё по одной.

Содержимое вторых чашек у них пошло легче, но Делюк наотрез отказался выпить:

— Нет-нет, мне больше не надо.

Лабута Ламбэй закрыл свой бочонок, засунул его на прежнее место к основаниям шестов.