Василий Ледков - Метели ложаться у ног

— Спите, люди. Спите, — сказал он и поехал.

Мерно покачиваясь на мохнатых от травы и карликовой березки кочках, упряжка неслась обратно к чуму. Напрягая волю, Делюк думал о том, чтобы пастухи забыли всё, что с ними случилось, и временами поглядывал на белого менурэя, который, раздувая розовые ноздри, смотрел на Делюка отчужденно.

— Делюк белого оленя нашел! Белого оленя! — озорно подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, Ябтако бежал к чуму, чтобы сообщить новость.

— Нашел, конечно, — усмехнулся Делюк и невольно взглянул на белого менурэя, который лежал на нарте со связанными ногами.

Как бы выражая недовольство, тот отвел взгляд в сторону.

— Ах ты какой гордый! На хозяина своего похож! — не удержался Делюк, и перед его мысленным взором возникла знакомая ещё с детства островерхая сопка Хурт-вой с маленьким круглым озером на вершине, и будто наяву он увидел надменные лики узколицых ненецких богом — сядэев.

— Пензер! Золотой пензер! — сами по себе шептали губы, и Делюк метнулся к вандеям, где хранились все святыни его чума.

Он прошел вокруг вандея по ходу солнца, сдернул сыромятные ремни, которыми были опутаны лежащие друг на друге оленьи шкуры, достал вонючую шкуру ласки и возвратился к нарте, где с гордо поднятой головой лежал белый менурэй. Делюк подошел к нему. Он трижды провел вокруг его шеи вонючей шкуркой ласки, вытащил из обшитого медью чехла на тасме шиловидный нож и воткнул его в затылок оленя. Тот резко откинул назад голову, упал и, судорожно вздрагивая, затих.

Душа у менурэя ушла в небо…

Делюк много раз видел настоящий пензер в руках знаменитых шаманов, но никогда не касался его рукамии. Он знал, что надо натянуть, распялить на вересковый обруч оленью шкуру, освобожденную от меха и высушенную. Но как это сделать? Одно дело видеть пензер, другое — сделать его своими руками! И сделать так, чтобы он был похож на тот, золотой, который утрами падал на его колени сверху и тут же исчезал. «Может, это был сон?» — снова, сомневаясь, спрашивал себя Делюк, а руки его методично полоскали в теплой воде шкуру белого менурэя, чтобы освободить от шерсти. Третью неделю возился он с этой шкурой. Не пустовал и ненасытный семейный котел. Санэ дважды в день наполняла его до краев жирным мясом мецурэя, варила, а за едой они аккуратно собирали все кости и клали их в замшевый мешок, чтобы потом вместе с рогатой головой увезти всё это на священную гору Хурт-вой.

Всё вроде бы шло как надо, но Делюка донимала тревога: он боялся, что могут обнаружить пропажу, хотя в его чуме вообще никто не появлялся. Это казалось странным и в то же время душу его щекотало любопытство: неужели не обнаружили пропажу? Почему молчат пастухи? Ведь они же видели его, а он, Делюк, усыпил их. Неужели они ничего не рассказали? Делюк не верил тому, что пастухи не помнят о его приезде, а потому он сторонился людей: не ездил в соседние стойбища и чум свой разбивал в низинах между сопками (благо, что дни были осенними: не было ни оводов, ни комаров, ни мошкары), в лощинах под коренным берегом рек, на плешинах между мелкоярником в неглубоких каньонах, куда не проникал сторонний глаз.

И всё же, когда уже был сделан пензер и отвезены на гору Хурт-вой голова и кости менурэя, Делюк решил наведаться в стадо, откуда украл оленя. Ехал он нехотя, сердце и разум протестовали, но его гнало любопытство, которое на этот раз оказалось сильнее воли. А может, и наоборот — упрямая воля его подгоняла? Всё могло быть.

В стаде были не те пастухи, на дежурстве у которых Делюк украл белого менурэя. Встретили его приветливо.

— Давно что-то не видно тебя, Делюк! Какому доброму ветру кланяться, что ты опять у нас? — добродушно спрашивал его широкий в кости ненец с кривыми ногами.

«Откуда они меня знают? — всполошился не на шутку Делюк. — Не они, вовсе не они тогда были! Впервые, вовсе впервые я их вижу. Значит, всё известно!»

— Пастбища смотрел, да вот оленей ваших увидел, — таинственно улыбаясь, сказал Делюк и подумал: «Неужели ещё не знают о пропаже?!»

— Наших! — зло усмехнулся стоявший чуть подальше пастух, рослый, стройный, мало похожий на ненца, и, переступив с ноги на ногу, добавил: — Были бы нашими!..

«Были бы нашими!» — эхом отдалось где-то в самой глубине души Делюка. Напрягая волю, он насупил брови, вытянутыми пальцами левой руки коснулся лба, думая, что бы сказать им, но промолчал, хотя от его взгляда не ускользнули насторожившиеся лица собеседников. «Всё знают они… Хитрят!» — решил Делюк и почувствовал, как лицо его обдало жаром.