Василий Ледков - Метели ложаться у ног

— Делюк, братик наш, в гости, значит, поедем? — спросил вдруг один из маленьких братьев-близнецов, прятавшийся от другого возле нарты Делюка.

Делюк, не ожидавший такого, стоял в растерянности, глядя молча на празднично озаренное лицо брата, который мысленно гостил уже в чьем-то чуме, потому что брат, если он запрягал эту пятерку, брал с собой и его, и Ябтако. Но Делюк опомнился и сказал:

— Нет, Ламдоко. Не поедем в гости. Сегодня я один поеду. Далеко поеду.

Светившееся как бы изнутри лицо мальчика стало темнеть, будто солнце на небе заволакивало тучами. И Ламдоко сказал:

— Далеко, так ладно. Потом поедем.

Ламдоко тут же метнулся в сторону и скрылся за соседним вандеем, потому что в двух шагах от них, как бы вынюхивая что-то, вкрадчиво ходил Ябтако.

Дети играли в свои игры, а занятый известными только ему мыслями Делюк торопливо запрягал оленей.

Пять оленей березовой масти не нуждались в хорее. Делюк лишь по привычке взмахивал им, но ни пелеев [45] Пелеи — все олени упряжки, кроме передового, вожака. , ни вожака упряжки не трогал. Он ехал наугад, надеясь встретить дикого оленя и, конечно же, белого, потому что каждый «дикарь» — тот же менурэй, ибо дикие олени ещё никогда в жизни не видели лямки. Белого — таково условие владельца голоса, который говорит с Делюком утрами от имени жителей верхнего мира. Но где они, дикие олени? Легче ветер поймать на просторе, чем «дикаря»! Он за несколько повёрд [46] Повёрда — перебежка оленей от отдыха до отдыха. запах человека и домашних оленей учует и — был таков!

Но возле озера Лисьего Когтя Делюк увидел стадо чьих-то оленей. Большое стадо. «Ехать или не ехать к нему?» — подумал он и все же дернул на себя вожжу, олени резко метнулись влево, и он поехал. Как положено, он поздоровался за руку со всеми тремя пастухами, и спросил:

— Стойбище Игны Микиты не скажете где?

— Не очень близко и не так далеко, — сказал усатый маленького роста пастух с черными, маслянистыми глазами, блестящими озорно из-под толстых красноватых век. Было видно, что он провел в стаде ночь и ещё не спал.

Делюк понял насмешку и сказал, чтобы не молчать:

— Не дальше, конечно, предела оленьих ног?

— Верно, — согласился второй пастух, человек лет пятидесяти, роста среднего, скуластый, широколицый. — Три дня назад Игна Микит стоял чумом на устье левого притока Садо. Там, видно, и сейчас, если не съямдал [47] Съямдать — откочевать. . Да и далеко ли уйдешь с аргишами?

— Та-ак, — певуче обронил Делюк, как бы прикидывая, сколько придется ему ехать, и, взглянув на пасущееся стадо, увидел белого менурэя. «Он!» — крикнула его душа, но язык промолчал. Грузный, могучий олень — это было видно по его осанке — с нарочитой ленцой переставлял сильные ноги, наклонив голову под тяжестью ветвистых рогов. Земля под ним будто прогибалась.

— Давно я не видел Игну Микита, — говорил Делюк, лишь бы не выдать своего волнения, а сам мял ногами болотный мох, невольно стреляя глазами в сторону белого менурэя.

— Как с Яхангары откочевали в прошлом месяце, я тоже не видел его — не встречались, — сказал третий пастух с широко расставленными глазами на темном выгоревшем лице. Он ещё до сих пор не вступал в разговор.

Делюк стоял и думал, а белый менурэй так и лез в глаза, а, может, и наоборот — сам Делюк невольно тянулся к нему глазами. Он весь напрягся, не зная что и делать, о чем говорить. Оцепенение, казалось ему, затягивалось безмерно. «Вот бы уснули!» — мелькнула у него мысль, будто кто-то его подтолкнул, и ему очень захотелось, чтобы все три пастуха сейчас же уснули. Но тут же стал упрекать себя: «Глупо так думать. Очень глупо!» Но какая-то внутренняя сила против воли снова заставила его подумать: «Усните! Сейчас же усните все трое! Усните и забудьте всё! Забудьте, что видели меня!» Он очень хотел, чтобы все трое уснули. И Делюк не поверил своим глазам: ноги у пастухов стали подгибаться. Сначала упал один, потом — другой и третий. Глаза у них закрылись, и все трое захрапели. Делюк испугался и крикнул:

— Что с вами?

Те молчали и, дыша ровно и глубоко, сопели носами.

Делюк совсем испугался, но, увидев снова белого менурэя, тут же пришел в себя. Он несколько раз перевел взгляд то на спящих пастухов, то на белого менурэя, который будто нарочно красовался перед его глазами, и пошел к своей нарте. Вынув из-под амдера тынзей, собранный ровными кольцами, он перекинул его с руки на руку, отвязал узел и стал собирать для ловли. И вот уже вскоре, подняв высоко большие розовые рога, могучий олень со связанными ногами лежал на нарте. Делюк ещё раз подошел к спящим пастухам, потрогал каждого тупым носком пима, но те спали беззаботно.