Владимир Данилов - Магелланы с берегов Неженки

— Скорей, скорей! — обрадованно прокричал он в ответ и почему-то сел.

Павлик и Виктор Петрович спустились на болото. Под ногами оседали зыбкие кочки и хлюпала мутная жижа. Чем ближе они подходили к Толе, тем громче становилось чавканье.

Наконец путники, с трудом вытаскивая ноги из коричневого месива, добрались до Толи. И тут увидели такое, что мурашки по спине забегали.

Увязнув в ржавой болотной грязи, по пояс в воде стоял Венька Рюхин. Куртка и фуражка его были сплошь заляпаны тиной. Счастливая улыбка на Венькином лице ярче слов говорила о том, как он рад неожиданной подмоге.

Виктор Петрович тотчас подал Рюхину жердь и потянул за другой конец. Бочага запузырилась, захлюпала, неохотно освобождая пленника. И вскоре Венька очутился на кочке, где стояли его спасители.

— А теперь, голубчики, рассказывайте, что это за фокусы, — строго проговорил Виктор Петрович.

— Венька ночью в лагерь пришел, — начал Толя. — Я заметил и погнался за ним. А потом он провалился в трясину и стал вязнуть. Может, слышали, как он кричал. Я сразу жердей принес, стал тянуть, но силы не хватило, больно глубоко Венька завяз. А чтобы его не засасывало, я Веньке жердей накидал, и он на них грудью навалился.

А потом я говорю Веньке, что в лагерь пойду за подмогой, а он не отпускает меня. «Утону», — говорит. Я говорю, были бы с собой ракеты, мигом бы ребят вызвали, А Венька мне пару ракет из-за пазухи и достает.

Виктор Петрович укоризненно покачал головой.

— Ай, Рюхин, Рюхин.

— Виктор Петрович… С этого дня все кончено… Слово даю…

Ужас, который только что испытал Венька, лишил его былого красноречия. Он говорил путанно и сбивчиво.

— Виктор Петрович, это я в дуплянку лазил и форелевые самоловки тоже мои. Я вам все объясню, только скажите ребятам, чтобы меня в лесничество приняли.

— Ладно, Веня, идем, — ответил учитель. — Из-за тебя сегодня весь лагерь не спит. А вопрос о том, быть тебе в лесничестве или нет, ребята решат сами…

Уже солнце позолотило вершины деревьев, когда спасители Веньки Рюхина и он сам появились в лагере. Трубные звуки кричавших на заре журавлей неслись над сонными водами Сяргиламбы.

В лагере никто глаз не сомкнул в эту ночь. Чтобы разогнать знобящий холодок раннего утра, ребята набросали в костер побольше хвороста и расселись в кружок. Трудно передать, как все удивились, увидев Веньку.

— Ну, Рюхин, раздевайся, присаживайся к огню, а заодно и о своих подвигах расскажешь, — сказал Виктор Петрович и подошел к костру.

— По порядку рассказывать? — стаскивая с себя мокрую куртку, переспросил Венька.

Учитель улыбнулся:

— Давай по порядку.

— Ребята, я хочу жить в лагере… — начал было Венька, но чей-то возглас, хлесткий, как пощечина, прервал его.

— Платы потребуешь!

— Погодите, ребята, высказываться потом будете, — строго произнес Виктор Петрович. — Говори, Рюхин.

— А что говорить… Я как волк один вокруг лагеря рыскаю. Не могу больше. Не захотел тогда вместе с вами в лесничество записываться, а теперь локти кусаю. У всех — дело, один я, как тунеядец. Возьмите меня к себе.

— Самоловки твои? — спросил Володя.

— Мои, — тихо проговорил Венька. — Но я не браконьерил, а только чтобы в лесу поесть — рыбу ловил.

— А дуплянку кто разорил? — выпалил Сашка Тергуев.

— Не разорял я дуплянку, — ответил Венька, и в глазах его блеснул озорной огонек. — Я все девять яиц расселил по остальным дуплянкам. Хотел посмотреть, нанесет ли гоголюха новых…

— Будто тебя просили… — буркнул Павлик, а сам подумал, почему эта мысль не пришла раньше ему самому ведь так легко можно увеличить выводок в каждой дуплянке.

Венька разложил у костра шаровары, куртку, рубашку, майку и, оставшись в одних трусах, переминался с ноги на ногу, не зная, о чем еще говорить.

— А шишки, что зимой у Калитиной пропали, и срубленная сосна — твоя работа? — спросил Володя Мелькин.

Венька удивленно огляделся вокруг, ища взглядом Олави.

— Я думал, Олави вам еще тогда рассказал, — пожимая плечами, ответил он. — Да что вспоминать… Если б я знал тогда, что такое лесничество, так ни в жизнь… Не прогоняйте меня, ребята, — голос Веньки дрогнул, и он почти шепотом добавил: — Виктор Петрович сказал, вы будете решать…

Все взгляды разом устремились на учителя, а тот, как ни в чем не бывало, помешивал хворостиной угли в костре и молчал.

Ребята думали. Никто первым не решался быть Венькиным судьей.

Но когда молчание затянулось слишком долго, Виктор Петрович произнес: