Николай Егоров - Всадник на вороном коне

Воин рассказывал, и, подкрепляя его рассказ, загорались на карте-схеме стрелы, обозначающие путь соединения, краснели кружочки — большие города, освобожденные и взятые соединением. Славный путь! С юга, от моря, — на западную границу, потом, под натиском врага, — к Киеву, Харькову, Ростову и Сталинграду, затем — Курск и Орел, и снова на запад, на запад, на запад — до Берлина.

«Помни, дорогой однополчанин, имена павших героев, дорожи честью и славой нашего соединения, приумножай их. Будь готов по первому зову матери-Родины встать на ее защиту, как встали мы».

Как бы в ответ, в душе Максима зазвучало гайдаровское:

«— Эй, вставайте! — крикнул всадник».

Всадник на вороном коне. Папаха — серая. Сабля — светлая. Звезда — красная! Максим поднял голову, посмотрел на Юру. Лицо друга чуть побледнело, глаза блестят. Он глядел на карту, он слушал ветерана-воина и больше ничего не замечал вокруг. Будто один стоит тут и к нему одному обращен голос из далекого героического боя. Максим придвинулся к Юре, почувствовал плечом его локоть. Юра, не отводя глаз от карты, положил руку на плечо Максима, сжал его. Они были вместе — пионер Максим Синев и солдат Юра Козырьков. И с ними — герой войны, говоривший хрипловатым голосом, и все другие молодые солдаты, и дядя Лева, и вся армия…

Щелкнула кнопка. Замолк магнитофон. Погасли огни на карте-схеме. Но солдаты все стояли неподвижно. И Максим все стоял меж ними, тихий и тоже неподвижный, и ему еще слышался усталый, низкий и хрипловатый голос, пробивающийся сквозь слитный гул боя. Призывный голос воина. Всадника на вороном коне…

Дядя Лева отошел от карты-схемы, и солдаты как бы очнулись, заговорили. Не ожидая пояснений, разглядывали рисунки, фотографии, карты и портреты на стенах.

— Да, это он, — подтвердил дядя Лева, когда солдаты негромко заспорили, глядя на портреты героев.

— Такой молодой! — восхитился солдат с черными горящими глазами.

— Такой молодой. Ему тогда, как вам теперь, восемнадцать было, — с удовольствием сказал дядя Лева и повел рассказ о юных командирах времен Великой Отечественной войны, о мальчишках, которые стремительно мужали в сражениях, несли на плечах такой груз, который и теперь, через года, кажется немыслимым. Просто ли: вести людей в бой, рисковать ими, выполнять задания, всегда связанные с опасностью!

— А погибло их сколько…

— Война была кровавой. Они знали это и знали, на что идут, — просто сказал дядя Лева.

Воздух густел, густела синева неба, и на востоке уже угадывался ночной фиолетовый тон. Вот-вот день угаснет. Вот-вот наступит тьма, появятся звезды. Словно предваряя их, в воздухе рассеялся какой-то неясный блеск. Пахло листвой, цветами, сильно и сладко пахло. На скамейках возле крылечек сидели женщины и негромко переговаривались. Сосредоточенно возились в песочной яме малыши. Выходили из домов и спешили куда-то, видно на свидание или на танцы, парни и девушки. Фонари еще не зажглись, и лишь некоторые окна светились.

В расположении части было по-сумеречному пустынно и тихо. Расстались возле клуба, из которого едва слышно доносилась музыка.

— Через часок давай здесь встретимся, — предложил дядя.

— А как я узнаю, что уже «через часок»?

— Да-да… Но если задержишься, где тогда тебя искать?

— А вы не ищите. Идите домой, я сам приду, — сказал Максим.

Дядя задумался…

— Ладно. Ты все-таки забеги сюда. Не будет меня — шагай домой.

Дядя — в клуб, а Максим повернул к казарме. Он смело вышел на асфальтированную полосу перед казармами. На скамеечках сидели солдаты и офицеры, курили, о чем-то толковали.

Спросить о Юре постеснялся. Заглянул в окно — Козырькова не было. Решил возвратиться к подъезду. Тут они столкнулись лицом к лицу.

— А я думаю — вот бы ты появился! — обрадовался Юра. — А ты вот он! Пойдем погуляем… Как ты?

— Все в порядке, — благодарно произнес Максим и спросил: — А ваш друг где?

— Бембин? В ленинской комнате. «Боевой листок» оформляет. У него почерк красивый.

Максим вздохнул.

— Чего ты? — удивился Юра.

— У нас в школе тоже не очень хорошо иметь красивый почерк. С одной стороны, хорошо — в тетрадях всегда красиво. А с другой стороны, плохо — поручения дают: то стенгазету пиши, то какой-нибудь альбом заполняй.

— Вот и Прохор, выходит, страдает! А я свое отстрадал! Командир отделения застукал меня за рисованием — и последовали выводы: выполнить заголовки и заставки для «боевого листка»! — с видимым удовольствием сообщил Юра.