Жанна Браун - Переправа

Малахова и Хуторчука встретил широкоплечий громоздкий здоровяк в цветастой рубашке-распашонке с короткими рукавами и в синих спортивных брюках с двойными белыми лампасами. Брюки были заправлены по-казацки в толстые шерстяные носки. На ногах здоровяка были тапочки примерно сорок восьмого размера.

— Здравия желаю, товарищ подполковник. Старший лейтенант Хуторчук. — И Виталий красиво козырнул, щелкнув при этом каблуками.

Малахов от растерянности позабыл, что он не в форме, пробормотал:

— Здравствуйте, я Малахов. — И отдал честь, как Виталий.

Подполковник засмеялся и крикнул в кухню:

— Светлана Петровна, давай харчи! И пиво не забудь в холодильнике! Проходите в комнату. Тянуться и щелкать каблуками завтра будете.

Малахов не собирался да и не умел тянуться. Он был глубоко штатским человеком и поэтому не представлял себе расстояния между лейтенантом и подполковником. Смущало его, вернее, мешало ему лишь то обстоятельство, что он пришел в гости к совершенно незнакомому человеку и не знал, как с ним держаться.

А Виталий был необычно серьезен и молчалив. Сидел на стуле прямо, положив руки на колени и только покашивал синими настороженными глазами, стараясь исподволь рассмотреть замполита.

Подполковник достал из серванта тарелки, бокалы под пиво, розетки для масла и тертого сыра.

— Товарищ Хуторчук, — позвал он.

— Можно просто Виталий, — сказал Хуторчук с достоинством.

— Спасибо. А меня можно просто Владимиром Лукьяновичем.

Малахов откашлялся и сказал им в тон:

— Я — Борис Петрович Малахов. Призван на два года.

И все трое рассмеялись.

— Ну вот и познакомились, — довольно сказал Владимир Лукьянович. — Виталий, возьми-ка тарелку… не эту, вон ту, глубокую, и выйди на балкон. Там в бочке капуста квашеная. Между прочим, собственного изготовления. У меня мать по этой специальности великая мастерица.

Виталий вышел на балкон, а Малахов, несколько освоившись, начал разглядывать комнату. «Ничего особенного, — подумал он, — даже не скажешь, что здесь живет второй по значимости в полку человек». Сервант с простенькой посудой, диван, два низких кресла и столик между ними. Дверь в другую комнату, возле двери стандартный платяной шкаф. В простенке между балконом и окном маленький письменный стол со стопками книг и тетрадей. На столе лампа со стеклянным абажуром, на абажуре платок с коричневым восточным орнаментом. А на стенах несколько литографий картин Верещагина…

Обычная комната. Безликая. Малахов никогда до этого не бывал в домах профессиональных военных, но слышал, что они часто переезжают с места на место и квартиры, где они временно живут, не успевают сродниться с хозяевами, приобрести индивидуальность.

В комнату торжественно вошла маленькая светлая женщина в черных узких брюках и больших выпуклых очках. В руках она держала поднос с огромным, окутанным паром блюдом с пельменями. По краям подноса, как часовые, стояли четыре бутылки пива.

— Ну, Свет ты моя Петровна! — восхищенно сказал Груздев, потирая руки в предвкушении.

Малахов проглотил голодную слюну и взглянул на Виталия: что, брат, попируем? Виталий даже бровью не повел. Видимо, считал неприличным в гостях у командира проявлять эмоции.

Следом за матерью вошла ее копия, только без очков. Отличить их друг от друга можно было лишь по возрасту и прическам. У матери волосы на затылке стянуты резинкой и торчали хвостиком, а у дочери коротко подстрижены, с челкой на лбу. Девушка поставила на стол специи и тут же отошла, точно спряталась за широкую спину отца.

— Граждане, прошу не накидываться — пельмени горячие, — сказала Светлана Петровна, — на прошлой неделе один командир поспешил, обжегся и все пиво один выпил, остужая горло.

Владимир Лукьянович засмеялся, а Светлана Петровна продолжала с насмешливыми нотками в голосе:

— Ксения, ухаживай за отцом, проявляй заботу о кормильце. Ты ведь у нас теперь, как солнышко зимой, — появишься ненадолго, а потом неделями нет. Мальчики, что же вы? Гость у нас в доме обслуживается сам.

Владимир Лукьянович разлил по бокалам пиво.

— Ну, сынки, приступим. Чтоб вам служилось в полку с пользой для себя и отечества. За инженерные войска!

Малахов с трудом сделал глоток. Он терпеть не мог пива, предпочитая всем крепким напиткам молоко, но в мужской компании стеснялся сказать об этом. Пельмени были на удивление вкусными: сочными, острыми, пожалуй, таких Малахов еще не ел. Он накинулся на пельмени с прожорливостью голодающего, пока Виталий не толкнул его под столом ногой. Малахов опомнился и стыдливо взглянул на замполита. Груздев вытер потное лицо полотенцем, положил на тарелку Малахова еще добрую порцию пельменей и разлил по бокалам остатки пива.