Виталий Губарев - Павлик Морозов (другой вариант)

Кулуканов осторожно стукнул в окно деду Сереге. На стук вышел Данила.

- На огороде дедуня, Арсений Игнатьевич.

- Покличь быстрее! Комиссия по деревне пошла!

- Какая комиссия?

- Колхозная... Имущество описывают!

Данила тихонько свистнул, лицо его вытянулось.

- Ну-у? Кто в комиссии-то?

- Голодранцы всякие! - зло сказал Кулуканов. - А за главного у них новый председатель сельсовета - Потупчик! А с ним еще Ксенька Иванова... Шитракова сейчас описывают. Думаю, ко мне сегодня не доберутся. А завтра-послезавтра и меня опишут... Голытьба! По-новому жить захотели.

Данила растерянно смотрел на Кулуканова.

- А все Дымов наделал, Арсений Игнатьевич... С того собрания и началось все. - Он сжал кулак. - Эх, не успели мы тогда убрать его! А теперь в райкоме сидит - не достанешь! Из-за Пашки проклятого сорвалось тогда с хромым!

- Не в Дымове теперь дело... - Кулуканов махнул рукой. - Вся деревня словно рехнулась. Подавай колхоз им, голоштанникам!.. Покличь Серегу быстрее! Мысль одна есть...

...Комиссия проходила мимо двора Морозовых.

- Я к Татьяне забегу, - сказала Ксения Потупчику.

- Быстрей только, - сказал он сурово. Потупчик еще не привык к своему новому званию, не всегда умел найти нужные слова, когда разговаривал с односельчанами. Порой он казался грубоватым, но на самом деле по натуре он был мягок и податлив, и никто не боялся его строгого тона. Потупчик посмотрел вслед убегающей Ксении и прибавил: - Слышишь, что сказал? Быстрей. Силиных сейчас описывать будем.

- Я одним мигом, Василий Иванович.

Татьяна возилась в избе у печки.

- Здравствуй, Таня! Я к тебе на минутку... - Ксения помолчала, участливо глядя на подругу. - Ты картошку окучила?

Она тихо ответила:

- Паша с Федей окучивают...

Они вышли за порог, сели на крылечке.

- Тяжко тебе, Таня?

- Да нет, ничего... - вздохнула Татьяна.

Ксения обняла ее.

- Ой, не говори, мне же видно... На людях не бываешь... Все одна да одна.

- Работы много.

Ксения поглаживала подругу по плечу.

- А ты не убивайся, Таня... Слышь? Не мучай сама себя...

- Да разве могу я? - не выдержала Татьяна. - Как людям в глаза смотреть?

- Таня...

- Молчи! - резко сказала Татьяна, смахивая со щеки слезу. - Вот вышла замуж, думала - человек хороший, глядела на него и думала - лучше нет! Гордилась я им, Ксеня... Доверие какое народ оказал! Председатель сельсовета! Подумать, только! А он... - Татьяна снова всхлипнула и закрыла лицо руками.

- Таня...

- И за Пашутку болею... - продолжала Татьяна. - Ты погляди на него, как извелся мальчишка...

Громыхнув калиткой, во двор быстро вошел Иванов. Он был чем-то возбужден, ступал широко, размахивал руками.

- Ксения! - крикнул он так громко, что с забора слетела и закудахтала перепуганная курица.

- Ты чего? - поднялась жена.

- Эх вы, комиссия, курам на смех! Ходи теперь за вами да проверяй!

- Да чего ты злишься-то?

- Языком только чесать можешь! - не унимался он. - А глаза на затылке... Дымов-то на собрании что говорил? Глядеть в оба надо!

Она смотрела на мужа, и в уголках ее глаз таился смех.

- Федя, ты объясни толком, что стряслось?

- Где Потупчик? Что вы все у Шитракова смотрели? Смотрели, смотрели, а веялку не приметили?!

- Какую веялку? - пожала она плечами. - Шитраков сказал, что продал ее.

- Продал!.. На гумне в соломе спрятал! Это же не грабли - веялка! Как еще пригодится в колхозе!

Ксения всплеснула руками.

- Вот ведь мошенник!.. Пойдем скорее, Федя! Вишь, дела какие! -взволнованно бросила она Татьяне уже на ходу.

Татьяна задумчиво смотрела им вслед.

...Вечером, передав Якову дежурство в избе-читальне, Павел побежал домой. На улице толпились девушки и парни, и он чувствовал, что его провожают взглядами, перешептываются.

С тех пор как народный суд приговорил Трофима Морозова к десяти годам тюрьмы, Павел нигде не мог пройти незамеченным. Тяжело было чувствовать на себе эти постоянные любопытные взгляды. Ребята замечали, что осунувшийся Павел стал молчаливее, словно повзрослел сразу.

Павел добежал до своего двора и вдруг остановился озадаченный: калитка была заперта. Он потрогал пальцем большой медный замок и решительно полез через забор.

Дверь в избу была открыта, оттуда доносились голоса.

У двери Данила курил самокрутку. Злобно скривил губы, взглянув на Павла.

В углу сидела мать с Романом и Федей. А посреди избы стоял дед Серега,

обеими руками опираясь на палку. Он что-то хрипло говорил - было видно, как шевелились кончики его седых усов.