Владислав Крапивин - Оруженосец Кашка. Повесть

И вот еще что странно: никогда никому Володя не рассказывал, что однажды пытался сочинить стихи для Надежды, а Кашке сказал об этом сразу, спокойно и доверчиво…

- Ты не забудь написать, - повторил он. - Я твои стихи домой увезу. На память…

«Домой увезу», - сказал он, и Кашку вдруг кольнуло предчувствие близкой беды. Именно беды.

Ведь совсем скоро придет день, когда Володя уедет в город. А Кашка - в Камшал. В разные стороны.

В разные стороны…

Он до сих пор не думал об этом. Но сейчас начал думать и понял, что уже никак не прогнать это ожидание близкого печального отъезда. Никак. Потому что все равно придет этот день. Дни идут быстро.

Ну почему, почему он и Володя живут так далеко друг от друга?

- Во-лодя… - встревоженно начал Кашка. - Знаешь что, Володя? Я придумал. Поедем к нам в гости. Когда лагерь кончится.

Он только сейчас это придумал. Сию минуту. Но это был выход. Если Володя поедет, ему, может быть, понравится в Камшале. И тогда, может быть, он захочет приехать еще раз. И еще. А ему понравится! Там они каждый день будут жечь большие костры…

Володя вынул из огня обожженную тросточку. Она дымилась, и по обугленной коре бегали искры.

- Ну, Кашка… - неуверенно сказал Володя. - Ты и придумал… Тебе, наверно, дома влетит. Скажут, кого это ты притащил…

- Не! Не скажут!

- И мне влетит. Все домой приедут, а меня нет. Знаешь, какой переполох будет!

- А ты письмо напиши. Если напишешь, тоже влетит? - упавшим голосом спросил Кашка.

- Если напишу? Нет, тогда не влетит… Ну, я не знаю. Там видно будет, ладно, Кашка?

- Ладно… А что видно?

- Мало ли что. До конца смены еще вон сколько дней. Вдруг что-нибудь случится! Или ты раздумаешь. Или еще что-нибудь.

- Не раздумаю, - с отчаянной твердостью сказал Кашка. - Володя! А если не случится? И если ни что-нибудь? Тогда поедешь?

- Ну, посмотрим… Камшал отсюда сколько километров? Сорок? Сорок - это недалеко, ладно… Ты садись как следует. Возьми куртку, а то у тебя зубы стучат.

- Тепло, - лениво сказал Кашка, чувствуя громадное облегчение и усталость от прошедшей тревоги.

- Ногам тепло, а спине холодно. Дай накрою…

Куртка пахла смолой и березовым дымом.

Володя ножиком снимал с палки остатки коры. Черные кубики и треугольники сыпались Кашке на колени. Свежая белизна узора ярко выделялась на дереве, потемневшем от огня.

Ночью Кашка писал письмо. Попросил у Вальки - Обезьяньего Царя - фонарик, укрылся с головой и выводил в тетрадке крупные буквы:

«Здрастуй мама. Я жыву здесь хорошо. Мама у меня есть друк. Ево зовут Валодя. Мама можно Валодя приедет вгости мы будем вместе гулять и за ягодами. Мама я жыву хорошо патамушто Валодя. Я сочинил стихи…»

После стихов писать было нечего. Кашка с облегчением вздохнул и поставил такую точку, что проколол бумагу.

Но тут он вспомнил, что обещал подарить стихи Володе. Что же, писать еще раз? Столько слов! Таких длинных! Сочинить все это было, пожалуй, легче, чем написать…

Кашка подумал и аккуратно оторвал половинку письма со стихами. Маме он их и так расскажет, когда приедет. А это - Володе…

А утром, когда позавтракали, Кашка исчез.

Серафима ходила по лагерю и тихо рычала от злости. Больше всего она не любила, когда кто-нибудь из малышей пропадал из виду…

- Пусть уж лучше на головах пляшут, только чтобы у меня на глазах, - часто повторяла она.

Кашка никогда не дрался и на голове не плясал. Это было просто чудесно. Правда, в последнее время начал он где-то пропадать, но потом выяснилось, что он уходит с Володей, и Серафима успокоилась.

Однако сегодня он исчез один. Володю Серафима увидела на веранде первой дачи, а Кашки там не было.

- Слушай, где твой оруженосец? - раздраженно заговорила Серафима. - Целый час бегаю по лагерю, высунув язык. Не могу найти ни его, ни тебя. У меня по плану разучивание песни, а твой Голубев…

- Не говори так много слов, - сквозь зубы отозвался Володя. Он сидел на перилах веранды и зашивал покрышку волейбольного мяча. Иголка не хотела втыкаться в толстый панцирь и втыкалась в пальцы.

- Где Кашка? - повторила Серафима.

- Что я, на цепи его держу? У-ых… ф-ф-ф… - Он сунул в рот палец и с ненавистью уставился на иголку. Нитка выскочила из ушка.

- Дьявол тебя проглоти! - в сердцах сказал Володя.

- Меня? - возмутилась Серафима.

«Тебя - само собой», - подумал Володя, но вслух попросил: