Владислав Крапивин: Тень каравеллы. Повести

- Ох, ну до чего же ты тупая в голове. Я же говорю: сегодня пришло письмо!

- И что в нем?

- То, что Юрочка твой уже два раза звонил из Калининграда и спрашивал: куда ты провалилась? Ни ответа, ни привета…

Чтобы унять булькающую, пузырчатую, как кипящее молоко, радость, Юля поспешно рассердилась:

- Балда он путаная… А ты тоже! Вот натреплю твои ухи!

- За что?! - от души возмутился Фаддейка.

- За письмо!.. Нет, ты молодец, но зачем последние-то слова? Что я мучаюсь…

- Чтобы все было ясно… - и тут, как всегда, хихикнул и подставил оттопыренное ухо: - Дерни и успокой душу. В любовных делах всегда невиноватые страдают.

Юля засмеялась и щелкнула по уху ногтем:

- Пыль отряхни… Ох, какой ты все-таки молодчина, Фаддейка.

- Я-то молодчина. А ты? Почему ты сама не додумалась им домой написать? Или позвонила бы с почты! У них же телефон…

- Я… не знаю, - вздохнула Юля. - Это как-то… ну, не знаю я.

- Сказать тебе, кто ты? - сурово спросил Фаддейка. - Или сама понимаешь?

- Понимаю. Дура, - с радостной покорностью призналась Юля.

Он сказал снисходительно:

- Ладно уж. Во всех книжках написано, что влюбленные всегда глупеют.

Юлина радость быстро успокаивалась. Не то чтобы тускнела, но уже не пузырилась, не фыркала ликующими брызгами, как в первые минуты. В ней появились уже капельки печали. Наверное, оттого, что вспомнились все тревоги, тоскливые мысли… Но без них, без тревог-то, разве проживешь?

- Да не влюбленная я… - грустновато сказала Юля. - Влюбленность - это так… ну, легонькое что-то. А у нас как-то все по-другому. Мы даже на свидания толком не ходили.

- Ладно, сами разберетесь, что там у вас, - откликнулся Фаддейка. - Ты завтра позвони. Юрий уже, наверно, дома, на каникулах.

- Ой, конечно… Фаддейка, а ты покажешь Ксенино письмо?

- Ну… то, что про Юрочку твоего, покажу. Там ведь не только про него.

- На-адо же! - не удержалась она. - Про что же еще?

- Некоторые такие любопытные…

- Ах, простите, пожалуйста, сударь… И когда это у вас с ней успели тайны завестись?

- Да ладно, ладно, - усмехнулся он. - Все покажу, ничего там такого нет. Ты уж испугалась…

- Ох и нахал ты, Фаддей!

Он не стал насмешничать и огрызаться, а объяснил серьезно:

- Там еще про разные морские дела. Ксеня-то в парусной секции занимается… Юль, а Юрин «Крузенштерн» в операции «Парус» первое место занял. У Юры теперь золотая медаль есть победительская. Им всем дали, английская королева вручала.

- Ой, правда? До чего интересно…

- Ага… Только там и плохое было…

- Что? - сразу встревожилась она.

- Во время тех гонок одно судно погибло. Английская шхуна «Маркиза». Ее шквалом перевернуло. Семь человек спаслись, а двадцать погибли. И капитан погиб, и его жена, и сын…

Юля шла молча. В своей радости она не могла полностью ощутить горе из-за утонувшей «Маркизы». Умом понимала, что это ужасно и горько, но настоящей боли не было. Что поделаешь, так уж устроен человек. В мире каждый день гибнет множество людей, и страдать за каждого не хватит никаких душевных сил. И все же Юле было неловко - перед Фаддейкой. Он-то, кажется, печалился из-за погибшей шхуны всерьез. Может быть, потому, что был он потомком отважного моряка?

Или потому, что однажды с высоты взглянул на спящую землю и на миг ощутил тревогу за каждого человека? И сказал себе: может быть, я капелька каждого из них?

А может быть, его беспокоила и печалила не только горькая судьба незнакомой английской шхуны? Что-то еще?

Фаддейка - погрустневший, неулыбчивый - шел и будто прислушивался к дальним голосам и звукам - тем, которые он один различал в тишине окраинной улицы.

Так разведчик в пустом поле чутким ухом ловит шелест пролетевшей птицы или дальний-дальний топот коня…

…Стан, лежавший в песках вокруг крепости тауринов, поредел. Каменные хижины и шалаши остались, но кибиток и фургонов теперь почти не было. Многие воины вернулись в свои поселки и в столицу иттов, что стояла на границе Песков и Леса. Многие работали на починке Западной стены. Кое-кто ушел в крепость и поселился там. Таурины не спорили, у них в городе осталось мало мужчин.

…Маршал иттов Фа-Тамир, князь тауринов Урата-Хал и полковник легкой конницы Дах ехали по расчищенной от песка дороге, что широким кольцом опоясывала крепость. Подковы отчетливо стучали по плитам. Эхо разбивалось о серые стены и замирало над красными дюнами. Позванивала сбруя, фыркали кони. Потом в эти звуки вмешались другие - непривычные, незнакомые хмурому пустынному миру под фиолетовым небом: сверху, из-за гранитных оборонительных зубцов, долетели звонкие перекликающиеся голоса и смех. Над краем стены всплыли три воздушных шара - ярко-желтый, розовый и пестро-полосатый. Каждый в поперечнике не меньше воинской сажени, что равна древку тяжелого копья. Судя по блеску, шары были из шелковой бумаги, которой таурины оклеивают стены в богатых домах. Снизу качались на шнурах плошки с горящим маслом,