Леонид Фролов - Жемчуг северных рек [Рассказы и повесть]

— Т-так у н-них, — не попадал от холода зуб на зуб Славка, — у в-в-сех ст-т-творки открыты.

Тишка поддержал брата:

— Ты же, Альберт, и сам знаешь, у них в воде всегда створки открыты.

Алик одарил его злым взглядом, швырнул Тишке под ноги раковину и скомандовал Славке:

— Давай вылезай.

Славка выбрался на берег, синея подёрнувшейся гусиным ознобом кожей и судорожно стуча зубами.

— У н-них у всех р-рты отк-крыты, — оправдываясь, рассказывал он, — д-даже боязно брать: к-как пиявки н-на раковинах-то леж-жат.

— «Рты открыты, рты открыты»… — пробурчал недовольно Алик. — Я тебе не про рты говорил, а про створки.

— Т-так эт-то же ст-т-ворки и есть…

Алик поморщился, как от зубной боли, взял у него последнюю раковину и скептически оглядел её:

— Ныряльщики из вас никуда не годятся. Надо с плота.

Славка даже обрадовался этому предложению:

— П-правильно, Альберт! С-с п-плота, — Видно, уж нанырялся досыта. Он, стремясь разогреться, прыгал то на одной ноге, то на другой, то на обеих сразу.

Алик сжалился над ним:

— Иди к костру.

Огонь уже полыхал на берегу, выбрасывая к небу искры. Митька подкладывал в кострище сухие сучья, они вспыхивали сразу же, как порох. Никола, отгораживаясь от огня руками, зачарованно смотрел на костёр, держась от него подальше. Дрова потрескивали, стреляли углями, разлетавшимися трассирующими пулями. Некоторые из них достигали воды и, дымя, уплывали по течению.

Славка попрыгал у костра, но около него горячо, отошёл в безопасное место и лёг на песок.

— Я чего-то, ребята, проголодался, — признался он. — Пообедать бы…

— Обеда не заработали, — строго сказал Алик.

Славка молча сглотнул слюну.

— А я залаботал, — захлопал себе по ногам Никола. — А я залаботал!

Митька сходил за кастрюлькой с кашей и, расчистив в костре место, поставил её разогреваться.

— Смотри, чтоб не пригорело, — посоветовал Славка.

Митька палкой повернул кастрюлю к огню другим боком, потом нагрёб из костра углей и выдвинул кашу на них. Запахло топлёным молоком и сытым теплом русской печи.

Славка, не выдержав, ушёл от костра к воде.

— Да, пожалуй, надо перекусить и нам, — сказал Митька. — Голод — не тётка.

Алик сделал вид, что не услышал его слов.

Митька выбрался на обрыв, достал из коляски целлофановый мешок с припасами и, скатившись вниз, протянул Николе деревянную ложку, отвихнул от каравая кусок хлеба и, сдвинув кастрюлю с углей на песок, сбросив с неё крышку, приказал:

— А ну, работай!

Никола не заставил себя долго ждать. Деревянная ложка глухо застучала об эмалированные края кастрюли.

— Опять левой рукой работаешь? — закричал Митька на брата.

Никола виновато захлюпал носом, перехватил ложку в правую руку.

Правая у него была какая-то невёрткая, заторможенная, ложку держала не тремя пальцами, как у других людей, а обжимала её всей ладонью, будто собиралась кого-то хлестать ложкой по лбу.

— Дмитрий, радоваться надо, что Николай левша, — вклинился в воспитательный процесс Алик. — Это редкий дар. Можно сказать, признак таланта…

Тишка, не слушая его, нетерпеливо поглядывал на зазывно зеленеющий в целлофановом пакете лук. Славка, стоящий поодаль от костра, тоже вздрагивал ноздрями — видимо, сытный запах, истекающий из кастрюли, достигал его носа. Он сглотнул слюну и отошёл ещё дальше.

Алик, напав на новую тему, в которой можно показать свою эрудицию, не слышал, кроме себя, никого.

— Да, да, признак таланта, — размахивал он руками. — История оставила нам свидетельства очевидцев, что великий полководец Александр Македонский — левша, всемирно известные художники Микеланджело, Леонардо да Винчи, Пикассо — тоже, Дмитрий, были левшами.

— Да ну?! — Славка перестал вздрагивать ноздрями. И его интерес ещё сильнее взбодрил Алика.

— У левши, утверждает наука, — подкрепил он голые факты теоретическим объяснением, — лучше развито правое полушарие головного мозга, ответственное за зрительную и слуховую память.

— Ну, а при чём тогда Македонский? — спросил Митька. — Он же полководец, а не художник…

— А при том, батенька, — сказал Алик, подражая кому-то. — Македонский обладал феноменальной зрительной памятью. Он знал в лицо каждого своего воина… Вы представляете, каждого! А их у него было десятки тысяч… Он держал в памяти всё, что видел…

— Ну уж и всё? — не верил Митька, хотя слушал Алика с интересом. — Каждого солдата не запомнить.