Лидия Чарская - Паж цесаревны

«Что это? Сон ли это был, аль нет?» — думал бравый солдат. — Нет, нет, не сон! — весело воскликнул он и побежал обратно, чтобы рассказать товарищам, кого он принял за шпиона.

— Итак, настал решительный день! — произнесла цесаревна, просыпаясь рано утром и нервно потягиваясь в своей постели. — Сегодня должно все свершиться!.. Больше ждать нельзя!..

События складывались так, что медлить с исполнением плана, задуманного окружавшими Елизавету ее приверженцами, значило погубить все дело. Во дворце Анны Леопольдовны уже давно подозрительно смотрели на Елизавету и на ее близких. Сама Анна, долго не верившая в возможность какого-либо заговора со стороны цесаревны, тоже стала подозрительнее относиться к Елизавете. Накануне чуть не арестовали друга цесаревны, Лестока, а на последнем куртаге правительница холодно и резко запретила Елизавете принимать Шетарди, заподозрив, что французский посланник — сообщник цесаревны. Вопрос об отправке в Выборг преданных Елизавете гвардейцев, как узнала цесаревна от нескольких тайно ночью пробравшихся к ней офицеров, был окончательно решен. А ведь вся надежда Елизаветы на гвардию! Значит, медлить больше немыслимо!

Цесаревна уже давно сознавала необходимость силою завоевать корону, принадлежащую ей по праву, одной ей. И когда накануне, на куртаге, Анна с несвойственной ей строгостью сказала: «Ты должна выйти замуж, Лиза, и уехать из России, чтобы положить конец всем сплетням!» — цесаревна решила, что настало время — ее время…

Ей жаль Анюту, эту милую, ленивую, безалаберно беспечную Анюту, которую она должна лишить престола. Но что же делать! Россию еще более жаль ей… А Россия погибает в руках разных иностранцев-проходимцев, корыстных советников слабой и безвольной правительницы. Елизавета чувствует в себе силы удалить всех их и отдать себя на служение святому делу обновления исстрадавшейся родины. О, она поднимет на недосягаемую высоту милое, дорогое ей отечество! Она покроет ее прежним могуществом времен Преобразователя-Царя!

И при одной мысли об этом цесаревна вскочила с постели, чувствуя себя бодрой, предприимчивой, смелой…

Вошла Мавра Егоровна с кружкой горячего сбитня на подносе, с горячим караваем только что испеченного белого хлеба.

— Сегодня, Мавруша! Сегодня наш день! — вскричала весело Елизавета и звонко чмокнула подругу.

Мавра Егоровна удивленно вскинула на нее глазами.

«Батюшки-светы, да чего она радуется словно шальная! — подумала верная фрейлина. — Ведь как еще с рук сойдет… Может, и корона ее ждет, а может, и клобук иноческий! А чего доброго и казнь!»

И девушка вздрогнула, вспомнив о том, что, на худой конец, может ожидать ее «золотую цесаревну». Но она ни одним словом не выказала своего волнения и быстро стала одевать свою госпожу.

Весь этот день прошел в каком-то мучительном ожидании. Он тянулся бесконечно, этот долгий, как вечность, осенний день…

Когда стало смеркаться, в приемную горницу принесли свечи, и цесаревна принялась играть в карты с братьями Шуваловыми и Воронцовым. Игра была затеяна нарочно, дабы следившие за каждым шагом цесаревны шпионы не могли допустить и мысли о том, что в эту ночь задумано выполнение смелого заговора. Но сегодня не везло Елизавете, она поминутно делала промахи. Впрочем, и ее партнеры отличались не меньшей рассеянностью.

А на дворе шел снег, пела метелица, и в окна смотрел студеный ноябрьский вечер.

В самый разгар игры скрипнула дверь. Все вздрогнули невольно.

«Не открыт ли замысел и не явились ли за ними, чтобы тащить в тюрьму всех, не исключая и цесаревны?..» — мелькнуло в голове играющих.

Вошла запушенная снегом фигура в старом, рваном полушубке и валенках. Это был Лесток.

— Что за маскарад? — невольно рассмеялся Петр Шувалов.

— Нельзя… следят… Этот дьявол Чичерин днюет и ночует около моей квартиры, стараясь знать каждый шаг, который я делаю… Думал, не уйти… Но Бог помог…

— Вы были у казарм, доктор? — с кажущимся спокойствием спросила Елизавета.

— Да, принцесса… Все тихо снаружи… Но ваши молодцы работают вовсю… Я слышал разговор под окном… Произносилось ваше имя… И если бы вы знали, Ваше Высочество, какой верой, какой теплой надеждой на вас горят все эти солдатские сердца!

— Но я ужасно боюсь за них… По городу ходят шпионы… — в волнении произнесла Елизавета.