Лидия Чарская: Записки маленькой гимназистки

— Разве ты меня не знаешь? — смеется она. И снова серебряные колокольчики поют-заливаются в воздухе. — Я царевна Снежинка, — говорит девочка. — Я летаю в воздухе, поднимаюсь на облака и спускаюсь на землю. Хочешь, будем летать вместе со мною?

— Хочу! Хочу! Ах, как это должно быть весело! Полетим, Снежинка! Скорей! Скорей! — радостно кричу я и протягиваю ей руки.

Колокольчики снова звенят. Девочка смеется.

— Летим! Летим! — говорит она и, схватив меня за руку, поднимается на воздух.

Я — за нею.

Ах, как хорошо лететь так высоко-высоко над землею, над белым снежным полем, над черным лесом.

— В город! В город! Летим в город, Снежинка! — прошу я.

— В город, в город! — смеется девочка своим колькольчиком-голоском, и мы летим туда, где сияют бесчисленные огоньки, где стоят высокие дома и ярко освещенные магазины.

— Что ты хочешь видеть? — спрашивает Снежинка, повернув ко мне свое прелестное личико.

— Нюрочку и ее папу! — вырывается у меня взволнованный крик.

— Отлично, — говорит мне моя спутница, — ты увидишь их сейчас!

— Разве он здоров, Нюрин папа? — спрашиваю я Снежинку и в страхе ожидаю ответа.

— Сама увидишь! Сейчас увидишь! — звенят колокольчики, и мы поворачиваем в сторону от шумных светлых улиц и летим к темной окраине большого города.

Вот и кладбище… Вот и церковь, и маленький домик в стороне от нее на краю дороги. Там светло, огонь. Видно, никто не спит.

— Смотри в окно! — звенит Снежинка, и в одну минуту мы спускаемся с нашей высоты к маленькому оконцу.

Я вижу всю семью моего друга и его самого, здорового, невредимого, сидящего в кругу своей семьи. Он рассказывает что-то жене и детям, а те улыбаются, а у самого слезы стоят в глазах. Слезы умиленья и счастья.

— Ну, что же, узнала ты, что хотела? — спрашивает царевна Снежинка.

— Все! Все узнала! — говорю я радостно. — Теперь летим в другое место, в дом моих родных! Я хочу видеть, что они там делают после моего отъезда.

— Хорошо! Изволь! — звенит моя спутница. — Сегодня я в твоем распоряжении. Проси чего хочешь!

И мы снова поднимаемся с нею на воздух и летим с быстротою стрелы.

Передо мною высокое четырехэтажное здание с массою ярко освещенных окон. Я сразу узнаю его. В нем живет дядя Мишель и его семья.

Быстро подлетаем мы с царевной Снежинкой к окну столовой, и я заглядываю туда.

Вся семья сидит за вечерним чаем. Но никто не притрагивается к нему. Стенные часы бьют десять.

Входит Федор, быстро и неслышно, как всегда.

— Что барышня? Еще не возвращалась? — спрашивает дядя.

— Никак нет, — отвечает лакей.

Дядя бледнеет и хватается за голову. На его лице такое страдание, что жутко делается смотреть на него.

— Успокойся, Мишель, — говорит тетя Нелли, — я заявила в полицию, и Лена найдется!

— Ах, что ты говоришь, — в тоске восклицает дядя, — пока полиция отыщет ее, она может замерзнуть в какой-нибудь трущобе! Бедная девочка! Бедная малютка! Какой ответ я дам твоей покойной матери! — И дядя тихо, беззвучно рыдает, охватив руками голову.

— А все из-за Баварии! Все из-за нее! — слышится чей-то злобный шепот на конце стола.

— Что такое? Кто смеет? — так и подпрыгивает на своем стуле Матильда Францевна, сидевшая тут же. — Как вы смели сказать?

И, вскочив со своего места, она подбегает к Жюли, поместившейся подле Толи на противоположном конце стола.

— Конечно, из-за вас! Из-за вас все это случилось, — смело говорит девочка, и большие черные глаза ее зло сверкают из-под темных бровей. — Не обращались бы так худо с Леной, не обижали бы ее поминутно — не случилось бы ничего такого!

— Молчать! — возвышает голос Бавария.

— Правда! Правда, Жюли! — пищит за сестрою мой милый Пятница, и слезы ручьем текут из его глаз. — Килька ревельская! Лягушка! Злючка! Крыса! Клетчатая вешалка! Ненавижу вас за Лену, ненавижу! Бррр!

И он плачет на весь дом, громко всхлипывая и утирая глаза кулаками.

Я не могу больше выносить этого зрелища и шепчу моей спутнице:

— Летим скорее! Летим отсюда!

— Охотно! Но куда? Я жду твоего указания, — слышится ее колькольчик-голосок.

Я задумываюсь на минуту. Потом быстрая мысль вихрем проносится в моей голове.

— Я хочу видеть маму! Покажи мне мою маму, царевна Снежинка! Ты говоришь, что все можешь, лети со мной к ней.

На этот раз колокольчики не звенели и воздушная девочка не рассмеялась своим звонким смехом. Лицо у нее стало серьезное, даже печальное, и она сильнее сжала мою руку своею.