Лидия Чарская: Записки маленькой гимназистки

Я так глубоко задумалась над решением этого вопроса, что не заметила, как мы подошли к знакомым дверям.

— Ну, будьте умными хоть сегодня! — проговорила Матильда Францевна. Она ежедневно говорила одну и ту же фразу, когда при помощи гимназического сторожа Иваныча мы с Жюли снимали бурнусы и калоши.

Потом Бавария и ее клетчатая накидка и клетчатый бант на шляпе исчезли за дверью, а мы с Жюли, крепко обнявшись (мы никогда не ходили теперь иначе), побежали в класс.

— Что ты такая бледная, Леночка? — заботливо осведомилась у меня Жюли.

— Бледная? Разве? — принимая самый беспечный вид, произнесла я.

— Ну да, я понимаю тебя, — продолжала моя двоюродная сестрица, — тебе жаль бедного Никифора Матвеевича и Нюру, да?

— Да, — отвечала я машинально, думая совершенно о другом.

Урок французского языка и класс Василия Васильевича я просидела как на иголках.

«Господи! Что-то будет? Что-то будет?» — мысленно твердила я.

Но вот наступил урок закона Божия. Батюшка вошел в класс ровно через две минуты после звонка. Дежурная Соболева вышла на середину класса и прочла молитву перед ученьем. И вдруг, не успела Нина Соболева произнести последние слова молитвы: «…возросли мы Тебе, Создателю нашему, на славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу», — как дверь класса широко распахнулась и к нам вошла Анна Владимировна — начальница гимназии.

— Здравствуйте, дети, — произнесла она, ласково кивая нам своею седой как лунь головою и широко улыбаясь молодым лицом. — Я пришла узнать, насколько вы подвинулись в законе Божием… Пожалуйста, батюшка, не обращайте на меня внимания и продолжайте урок, — почтительно обратилась она к священнику.

— Мы вам, Анна Владимировна, сейчас хорошим ответом похвастаем, — улыбаясь, ответил отец Василий. — Иконина-вторая, — назвал он меня, — отвечайте, что вам задано на сегодня.

Я поднялась со своего места. Ноги у меня двигались с трудом, точно свинцом налитые, а в голове так шумело, что в первую минуту я даже не могла понять, чего от меня требовали.

— Что вам задано на сегодня? — снова повторил свой вопрос священник.

Я отлично знала, что задано, и выучила отлично историю прекрасного Иосифа, которого злые братья продали в Египет в неволю, но язык не слушался меня. Я думала в эту минуту:

«Что делать? Огорчить ли дурным ответом добрую Анну Владимировну и заслужить наказание?.. Наказание я заслужу — я знала наверно. (У нас всегда наказывали за незнание урока закона Божия, оставляли девочек на два-три лишние часа по окончании урока в гимназии.) Это мне даст возможность попасть к Нюре и ее папе, который, может быть, умирает в эту минуту… Или же лучше заслужить похвалу начальницы, доказать, что я „пай-девочка“, „умница-разумница“, но зато не повидаться с моими друзьями в такое тяжелое для них время! Нет! Нет! Никогда! Ни за что!»

Я разом решила, что мне надо было делать.

— Что вам задано на сегодня? — значительно уже строже произносит свой вопрос в третий раз батюшка.

Я смотрю на него глупыми, ничего не выражающими глазами и молчу. Упорно молчу, точно воды в рот набрала.

— История Иосифа! История Иосифа! — шепчет мне отчаянным шепотом Жюли с первой скамейки.

— История Иосифа! — повторяю я ужасно глупо, как попугай.

— Ну и расскажите мне, кто был Иосиф, — как бы не замечая моего странного ответа, говорит батюшка и глубже усаживается в кресле, приготовляясь к хорошему ответу.

Я молчу…

Ах, как это ужасно — стоять и молчать в то время, как языку так и хочется рассказать все то, что он знает, от слова до слова! Но я молчу… Молчу как истукан, как немая.

— Кто был Иосиф? — совсем уже строго спрашивает теперь батюшка.

Капельки пота выступают у меня на лбу. Щеки делаются сначала белыми, как бумага, потом красными, как кумач.

— Иосиф… Иосиф… — лепечу я, захлебываясь, и делаю круглые глаза. — Иосиф был царь…

— Царь? — удивляется батюшка. — Вот так удружила! А не сын ли царя? — прищурив на меня глаза, что означало у него высшую степень недовольства, спрашивает он снова.

— Ну, сын царя! — отвечаю я бесшабашно.

Японка даже на стуле привскочила. Надо сказать, что история с красной книжечкой давно объяснилась; Жюли откровенно призналась, что книжку унесла и сожгла она, и Зоя Ильинична снова засчитала меня прежней хорошей ученицей. Поэтому она очень удивилась, что хорошая ученица, знавшая всегда отлично уроки, отвечает, да еще таким тоном, какую-то чепуху.