Лидия Чарская - Т-а и-та

Все это вихрем проносится в кудрявой головке Ники, пока она с сосредоточенным видом берет в руки карандаш и самым тщательным образом высчитывает, сколько может принести денег этот вечер.

Вдруг на крышку тируара (пюпитра, на институтском языке) падает скомканная бумажка.

Ника вздрагиваёт и оборачивается назад.

С последней парты, приподнявшись над скамьею, ей кивает головой и машет руками возбужденная и красная, как мак, Шарадзе.

— Читай скорее! Читай скорее! — говорит её разгоревшийся взор.

Баян развертывает бумажку и читает:

«У Тайны порвались чулки, я заметила. Нет также и зубной щетки. Когда нынче Золотая Рыбка понесет обед, пошли с нею деньги Ефиму, хоть сколько-нибудь.

Едва успевает Ника дочитать последнюю фразу, как худощавое лицо Осколкина обращается в ее сторону.

— Госпожа Баян, — звучит его спокойный, всегда немного иронический голос, — соблаговолите повторить хо, о чем я только что говорил.

Ах!

Ника мучительно краснеет. Менее всего любит она попадать в смешное и глупое положение. Она слишком горда и самолюбива и знает себе цену, эта юная, щедро одаренная природой Ника.

— Я не слышала, извиняюсь, я была занята другим, — говорит она совсем откровенно и просто.

Но учитель, по-видимому, далеко не удовлетворяется таким ответом.

— Вы, госпожа Баян, так сказать, блистали своим отсутствием, — иронизирует Осколкин, — и это не похвально: такая добросовестная ученица и вдруг… Благодарю вас, — неожиданно обрывает он самого себя и чертит что-то в своей книжке.

«Четырехместная карета» волнуется. Отбрасывает изящную вышивку, и близорукие глаза приковываются Нике.

— Будьте внимательны, Баян, — взывает она резким голосом и тоном по-французски.

— Госпожа Тер-Дуярова, не пожелаете ли вы исправить ошибку вашей предшественницы… — обращается к Тамаре неумолимый Осколкин.

«У-у! Противный! Все высмотрит, все заметит!» — волнуется Ника, проворно пряча злополучную программу вечера в тируар.

Тамара еще менее «присутствовала» на уроке, нежели Ника. Вся малиновая, обливаясь потом, поднимается она со своего места.

— Вы говорили… Вы говорили про… Про Пушкина… — выпучив глаза, выжимает из себя она с трудом.

— Совершенно верно… Совершенно верно, госпожа Дуярова, — продолжает ее мучитель, — но о каком же из его произведений я говорил сейчас?

Глаза Осколкина неумолимы. Этот худой, болезненного вида человек, — поэт и художник в душе, каких мало. Он искренно любит свой предмет и не прощает невнимания к великим классикам, которым свято поклоняется, как апостолам и носителям истинного искусства.

Заранее раздраженный предчувствием нежелательного ответа, он недоброжелательно поглядывает на Тамару, и два красные пятна ярко вспыхивают у него на щеках.

— Ну-с, госпожа Тер-Дуярова, я жду… Он ждет…

Бедная Тамара. Она меняется в лице со скоростью движения секундной стрелки. Ах, скорее бы спасительный звонок! У ее соседки, Ольги Галкиной, имеются черные часики под пелеринкой. Глазами, полными безнадежности, несчастная Шарадзе как бы спрашивает подругу:

«Сколько минут остается до звонка?»

Поняв эту богатую мимику, донна Севилья растопыривает под партой пальцы обеих рук.

Это значит: осталось еще десять минут.

Кончено! Все пропало!..

Шарадзе смотрит на учителя, выпучив глаза; учитель — на Шарадзе.

«Суфлерши» работают вовсю. По задним партам, подобно ропоту вечернего прибоя, несется смутный шепот подсказки.

— «Капитанская дочка»… «Капитанская дочка»… Ну же, Шарадзе, говори.

Что произошло с бедняжкой Тамарой вслед за этим, она и сама долго после этого не могла дать себе отчета. Ведь сколько раз читала она «Капитанскую дочку», сочувствовала Гриневу, восторгалась смелостью его невесты Марьи Ивановны, и вдруг… Сам нечистый впутался, должно быть, в это дело, но, вместо тщательно подсказываемого «суфлершами» названия «Капитанской дочки», из уст растерявшейся Тамары вырвалось совсем неожиданно:

— «Генеральская дочка»…

Раздается дружный смех всего класса. Убийственный, исполненный самого недвусмысленного сожаления взгляд со стороны Осколкина наградил растерявшуюся до слез девушку. За ним последовали другие, полные презрительной жалости взоры затем короткое, но полное значения «благодарю вас» и в клеточке классного журнала, против фамилии Тер-Дуяровой, водворилась жирная двойка.

— Я бы поставил вам значительно меньше, госпожа Тер-Дуярова, — сыронизировал учитель, — но в виду того, что вы повысили на целые три чина бессмертную «Капитанскую дочку», рука не осмелилась поставить вам ноль…