Тоне Селишкар - Экипаж «Синей чайки» [Повесть]

— Что, старина, на воде изловил мальцов? — спросил он.

Но смотритель рассказал ему услышанную от ребят историю.

Ребята, чуть дыша от волнения, переминались с ноги на ногу. Выслушав рассказ смотрителя, человек поставил локти на стол и принялся хохотать так, что на глазах у него выступили слёзы.

— И вы им поверили? Ловко же они затуманили вам мозги! Да я бы надрал им хорошенько уши и отослал домой.

— Странные бывают дела на свете, — отвечал ему смотритель, — для того мы и принесли с собой вот это, чтобы раскусить орешек!

И он вручил моряку запечатанное письмо Анте. Тот недоверчиво повертел его в руках, потом взял нож, разрезал пакет и углубился в чтение.

Настала такая тишина, что слышно было дыхание ребят. Иво не спускал глаз с моряка. Лицо офицера вдруг стало серьёзным, и он воскликнул:

— Чёрт возьми! Не может быть! Однако!..

Дочитав до конца, он, явно поражённый, вскочил со стула и воскликнул:

— Ребята, вы и правда помогли нам разгадать одну очень трудную загадку! Превосходно! Теперь раскрыта вся шайка контрабандистов, за которой мы безуспешно охотимся уже три года!

— А что будет с «Чайкой»? — озабоченно спросил Иво.

— «Синяя чайка» — ваша собственность. Здесь имеется завещание бывшего капитана Анте, владельца «Метеора»… Но надо спешить. Сколько времени прошло с тех пор, как Лоренцо удрал на вашей «Чайке»?

— Пять часов! — ответил смотритель.

— Ну, это не так ещё страшно! — воскликнул офицер и схватил телефонную трубку.

И ребята услышали необычный разговор.

— Алло! Говорит начальник береговой охраны. Свяжите меня с радиостанцией!

Когда его соединили, он сказал в трубку:

— Передайте всем постам береговой охраны: немедленно предупредить по радио все находящиеся в море корабли, чтобы засекли двухмачтовый парусник «Синяя чайка» и сообщили, в каком направлении он идёт.

Затем он позвонил ещё куда-то и попросил:

— Как только вы получите с моря сообщение о «Синей чайке», немедленно пошлите навстречу ей миноносец. На паруснике Лоренцо, предводитель известной шайки контрабандистов… Итак, ребята, я сделал всё, что мог. Оформление документов займёт, пожалуй, несколько дней. Вам придётся побыть здесь, пока это дело не закончится. А теперь прощайтесь с вашим провожатым!

Ребята так и обомлели, но тут же взяли себя в руки и стали сердечно прощаться со смотрителем маяка.

— Помогите им, — просил, уходя, смотритель. — Они славные и смелые ребята!

…Пришёл сторож и отвёл ребят в какую-то большую комнату.

Пожалуй, пора нам вернуться на Чайкин остров, в рыбачий посёлок на берегу залива.

Когда памятная нам бурная ночь сменилась рассветом, по посёлку разнеслась весть об исчезновении «Синей чайки». Дом Иво был пуст, и ребята словно сквозь землю провалились…

Матери, охваченные беспокойством, напрасно прождали их весь день и всю следующую ночь. Деревня огласилась криками и плачем безутешных женщин.

Снова поднялись в людях стихнувшие было обида и гнев, и они грозно потрясали кулаками, глядя в сторону домика на горе.

Надежда всё ещё жила в материнских сердцах, хотя рыбаки облазили все соседние острова и не нашли там никаких следов пребывания ребят. Но, когда недели через две к берегу прибило лоскут парусины, все согласились, что это обрывок паруса «Синей чайки». Теперь никто не сомневался в том, что ребят поглотило разбушевавшееся море.

Юст чуть не заболел, услышав эту печальную весть.

— Один ты во всём виноват! Чересчур потакал мальчишке! — нападали на него рыбаки, и на душе у старика становилось ещё тяжелее.

Больше всех горевала Милева.

В ту ночь, когда «Синяя чайка» покинула посёлок, девочка не сомкнула глаз. Её переполняло чувство гордости за друзей, в воображении своём она была вместе с ними, в море, и, хотя гроза приводила её в трепет, она была уверена, что ребята с честью выдержат испытание. Едва рассвело, она уже стояла на берегу и искала глазами в море «Синюю чайку».

Но парусник не показывался.

Вскоре рыбаки отправились в город разузнать, нет ли каких вестей о ребятах. Женщины поджидали их у церквушки, изливая друг другу свою боль и тоску.

— Что греха таить, — горевала мать Юре, — проказник был мой Юре, да зато ласковый, что ягнёнок. Нет его больше… Лежал бы уж здесь, в родной земле, а то ведь, как подумаю, что он, бедный, лежит на дне моря… О, горе моё горькое, даже подумать о том не смею!