Федор Камалов - Здравствуй, Артем!

Комар подкрался, напился человеческой крови. Летит комарище спать, пьяно звенит — «з-з-знатн-н-но!» Удалой воробей его — оп! — проглотил и перышки чистит. Кошка, зеленые глаза, воробья — хвать! — и умывается, гостей зовет. Мальчишка, стрелок, из рогатки кошке — дзынь! А человек мальчишке по затылку — бац! — и укушенный комаром нос почесывает.

В этой цепи вроде бы все справедливо — каждому по заслугам — и в то же время нет никакой справедливости.

Отшельник говорит: «Почти всегда виноват язык, а расплачивается лоб».

По зимнему лесу, по глубоким снегам носится рыжая лиса за белым зайцем. В заячьей головушке мечутся, наверное, такие мысли: «Я молодой, ничего не видел еще, а отца с матерью уже нет, пожаловаться некому, и не пожил я как следует на белом свете! Неужели рыжая, проклятая, меня догонит!!! О ноги, выручайте!»

А лиса, может, думает: «Я уж старая, мне наплевать, я свой век отжила, но в норе лежат трое моих малышей, трое голодных лисят, которые умрут, если сегодня не будет еды! Неужели я не догоню этого проклятого, глупого, сытого зайца!!! О ноги, выручайте!»

И так мчатся, каждый молится своим ногам и своей справедливости.

Однажды дома я увидел, как мышь, спасаясь от кошки, с размаху влетела в капкан и пискнула в смертельном ужасе, а кошка недовольно сморщилась и пошла прочь.

Однажды на улице плакала девчоночка и все повторяла: «Ой, как маленькую собачку укусила большая» — и пыталась поднять палку, а мама сердито ругала ее и дергала за руку.

Однажды отряды специально увели в поход, и все деревья в пионерском лагере обсыпали ядовитым порошком от гусениц. Вернувшись, мы нашли в лагере двести мертвых птенцов. Мы похоронили их и объявили трехдневный траур. И возненавидели тех, кто так неумно, жестоко погубил птенцов. Они ночью тайком укатили из лагеря.

Что — у каждого существует своя справедливость? Или у каждого свой аршин, которым он отмеряет справедливость под свой рост?

«Карл у Клары украл кораллы». Ну и дает Карл. Но и Клара не промахнулась, ответила вору тем же: «Клара у Карла украла кларнет». «А что, — скажет Клара, — он у меня ворует, а я?! Рыжая я, что ли?!»

Ей кажется, что отомстить Карлу — очень справедливо.

Что за штука такая — высшая справедливость, которой можно судить все на свете?

Отшельник говорит: «Больше всего о смелости любят говорить трусы, о верности — предатели, а о правде — болтуны».

У нас, еще в шестом случилась кошмарная история. Арсентьев дежурил по классу и нашел на полу затрепанный рыжий блокнот. Арсентьев лениво раскрыл его, чтобы узнать чей, и на первой странице прочитал: «В. Арсентьев. Толстокожий и толстолобый. Мечтает стать капитаном, а самое большее, станет боцманом. Вечная привычка в ухе ковыряться. Глазки у него маленькие и знания маленькие, зато большое горло и большие кулаки. С блеском овладел классической угрозой дураков: «Че-е сказал?» Один из людей в классе, которые мне не… (зачеркнуто)».

Арсентьев едва не задохнулся: «Та-ак, кто же это писал?»

Он судорожно перелистал блокнот, хотел добраться до владельца. И увидел, что в блокноте характеристики на весь класс. Так выглядел я: «А. Остролуцкий. Человек сложный. У него большие уши. Странно. Человек с маленькими ушами злой и хитрый, а с большими — добрый или растяпа. Он иногда такой, иногда другой. Часто у него бывают невозможные запросы, часто он хвастун, часто делает вид, что умнее всех. Ему очень помогают его друзья — Сивец и Мельников. Они для него, как зеркало в прожекторе. Дружить с ним, наверное, трудно, хотя почему-то дружат с ним лучшие ребята в классе. Тип интересный, надо присмотреться…»

Про Отшельника было сказано мало и человечно: «М. Сивец. Самый спокойный в классе, неразговорчивый. Много молчит, а если скажет — Мысль. Жаль, что редко. Прозвище Отшельник точное, он сам, наверное, его выдумал».

Характеристики в большинстве были убийственно точны, и все же и все же… был в них какой-то сдвиг… больше резкости и злости, чем нужно.

— Даян! — позвал Арсентьев дружка. — Ты про себя все знаешь? На, прочитай эту характеристику!..

«А. Даянов. Глупый и угодливый. Носит портфель своего «хозяина» — Арсентьева. Он собачка только с Арсентьевым, а с девчонками собака. Такие, как Даянов, пишут на заборах и подкладывают кнопки на стулья. Если бы нашелся в классе сильнее и грубее Арсентьева, перебежал бы к новому «хозяину». Невозможно противное лицо».

— Витек!.. Кто это?..

— Тихо, — предупредил Арсентьев оскалившегося Даянова. — Это Ирка Махалина!