Даже Арсентьев сказал:
— Когда в газете про меня — сплошное вранье, а когда про Пробку или Даяна — ниче!
Отшельник говорит: «У богини правосудия глаза завязаны… Хотел бы я знать, кто это сделал!..»
Из Ленки, все говорят, получится певица. Мне-то кажется, что она больше пищит, чем поет, но если кругом уверяют, что у нее слух, память, вокал, еще что-то, должно быть, дарование у Ленки есть. Три раза в неделю Ленка ходит в ансамбль при Дворце пионеров.
Ансамбль такой голосистый, что однажды его пригласили выступить в московском театре. С детьми отправился вагон родителей, родственников и знакомых. Поезд, как назло, задержался. С вокзала бросились к стоянке такси. Народу на стоянке тьма, а машин мало.
— Граждане, посторонитесь! — с ходу завопил руководитель. — Мы в театр опаздываем!
— Видели мы нахалов! — сказали ему граждане. — В театр, ха-ха! Люди вон на самолет опаздывают!
— Товарищи, дорогие! — сбавил голос руководитель ансамбля. — Вот эти дети — артисты! Впервые в жизни должны выступить на московской сцене! Товарищи, милые! До концерта — полчаса!
Очередь поворчала, но сдалась.
— Так бы и сказал!
Подошла машина.
— Сколько вас? — не разглядев в темноте, испугался шофер.
— Восемь! — с отчаяния соврал руководитель. — И все маленькие!
А их было шестнадцать человек. Родственники-то, едва увидели, как туго с машинами, кинулись к станции метро.
Шофер не хотел брать, но вся толпа на стоянке закричала и затопала на него, и шофер с перепугу согласился. Ансамбль ринулся в машину. Шофер хотел посчитать, но запутался, где головы, где ноги, и махнул рукой.
Едут, друг в друга дышат. «Фр-р» — милиционер.
— Такая-сякая машина, идет, разваливается на ходу! Сколько человек везешь?
— Восемь, — неуверенно сказал шофер, — и все маленькие.
— Вылезайте! — приказал милиционер. — Считать буду!
Увидев десятого, милиционер вздрогнул, двенадцатого — ахнул, четырнадцатого — схватился за кобуру, а там еще двое! Заикаться стал:
— Эт-то что? К-конкурс, кто больше посадит в машину?
— Дорогой товарищ! — сказал руководитель. — Сейчас тысяча москвичей и гостей столицы пришли в театр с желанием послушать наши песни. Мы торопимся на концерт, и мы обманули этого доброго шофера, чтобы не обманывать тысячу зрителей. Простите нас всех и отпустите!
— В ваших рассуждениях я понял одно: пытались обмануть государственную автоинспекцию! — сказал милиционер. — Вот за это шофер будет наказан!
Руководитель отчаялся: что делать? С тротуара глазели зеваки. Милиционер составлял акт. У ансамбля было одно оружие против законной власти милиционера — песня, и руководитель решил пустить это оружие в ход. Ансамбль выстроился по кромке тротуара. Как назло, ни одной милицейской песни в репертуаре — не предусмотрели.
— А-а, запевай нашу!
Желтый зайчик пляшет на окне.
Желтый зайчик улыбнулся мне.
Солнце спозаранку
Вышло на полянку,
Потому что лето на дворе.
Песня затрепетала над улицей, как флажок, и все росла, росла и превратилась в огромное, реющее полотнище. Не услышать, как трепещущее цветное полотнище вьется на ветру над улицей, мог лишь глухой или враг.
Позови нас, лето, за собой!
Ты — художник, лето, непростой.
У тебя три цвета,
У тебя три цвета —
Желтый цвет, зеленый, голубой.
Люди на тротуаре смеялись и аплодировали. Милиционер вышел на мостовую и поднял жезл. Когда улица покорно остановилась, милиционер дал знак водителю пустого автобуса подъехать к нему.
— К театру… отвезешь лауреатов премии московской милиции! До свидания, голосистые обманщики!
Они успели все-таки упросить милиционера простить шофера такси. Тютелька в тютельку прикатили в театр. С колес — прямо на сцену.
Папин брат рассказывал. В их колхозе неказистый парнишка получил орден Трудового Красного Знамени, а потом орден Ленина. Он незавидного роста, а работал — будь здоров!
Ребятам из деревни лестно пройти с ним по улицам райцентра. Только просили они: обязательно надень ордена. Сияние орденов освещало и их лица, украшало всех. А парнишка смущался.
И вот однажды в кинотеатре к ним подошел верзила и насмешливо сказал:
— Послушай-ка, голова на ножках! С отцовского пиджака ордена снял?
Парнишка беспомощно покраснел. И ребята растерялись. Выручила их пожилая билетерша, сердито сказав:
— Эх, дурында! Кабы ордена за рост давали, ты бы весь эмалированный ходил, блестел, как самовар. Орден-то не за рост, а за труд да за геройство дается.
Читать дальше