— Тьфу, нечистая сила! — сплёвывает Андрон. — Они же во рту шевелятся, жуки эти?
— Ну и что? — посмеивается Лукьян. — Дальше слушай! Берёшь, значит, сапки, кладёшь фанерную будку, железную печурку, сухие чурочки, две-три удочки-подергушки, и — трогай конь — две ноги. Облюбуешь местечко — тоже знать нужно, — продолбишь луночки, поставишь будочку, затопишь печечку. Таскай-потаскивай!
— И что ловится? — Чубаров явно не верит старику: брехливый, видать, дедок, мастер байки сказывать.
— Окунь больше, попадают чебаки, а то и щука-травянка. Штук тридцать — сорок надёргаешь запросто.
— Лежачок не берёшь? — хохочет Андрон.
— Спирту не прихватываешь?
Смеются мужики над Лукьяном. О такой рыбалке никто не слыхивал.
— Ну, удивил! — трясётся от смеха Андрон. — Бормаш, говоришь? Ты сам Бормаш и есть! У нас так сроду не рыбачат. Летом — сеть под руками. Зимой… выедем на Черемную, стукнем, где поспособней, — рыба сама вверх летит. Будто артезианский колодец. Слыхал про такой? Клади в мешок, понужай обратно. Понял, Бор-ма-а-аш?
Посмеялись мужики, разошлись. Только с той поры Лукьяна редко Лукьяном звали. Всё Бормаш да Бормаш: «Вон Бормаш на конюшню шлёпает», «А что, старик, побормашим?» — и пальцем по кадыку: намекает на выпивку.
Лукьян как будто не обижается. Смолчит, подосадует про себя, поперечного слова не скажет. Знает по опыту: не след в новом месте вступать в раздоры. Заклюют, затюкают. А потом привык, не стал обращать внимание.
Лишь однажды не стерпел старик, сказал Трухину резкое слово. В тот день, когда сосед привёл исхудалого Карьку.
Обманул Андрон Лукьяна, сказал, будто председатель колхоза разрешил дать ему Карьку на охоту. Поверил конюх: как не поверить, если тот сослался на председателя. Неделю проездил Андрон по дальним угодьям. Измотал коня, измучил, привёл кожу да кости. Ахнул Бормаш, схватился за голову:
— Чево ж ты, непутёвый, коня так измочалил?
Трухин зыркнул глазами, повёл длинным носом, будто соболя вынюхивал.
— Помалкивай, коль в Юмурчене жить хочешь. У нас тут свои законы. Не тебе их менять. Не бормаши на старости лет…
Назавтра пришёл на конюшню председатель, увидел Карьку с голыми рёбрами, накинулся на конюха. Тот объясняет: так и так, по вашему распоряжению отдан был коняга. Председатель слушает, ничего понять не может.
— Не в своём ты уме, не было такого распоряжения! Самоуправством взял Трухин Карьку. И ты за это в ответе, потому что должен был спросить у меня!..
Максим не слышит, о чём говорит дедушка. Сидит на носу, шарит взглядом по берегам. Где утка взлетит, где рыба всплеснёт, где коза выскочит. Настоящий охотник всё приметит.
Но первым увидел сохатёнка Петя:
— Дед, смотри, смотри, кто это?
— Где?
— Во-он у черёмушки! — Он показывает на кусты. — Сохатёнок это, дедушка!
— Где, где? — вскакивает Максим. — Покажи!
— Да вон! Видишь, поднимается? Деда! Подожди, не плыви! Давай поймаем!
— На што он! — Старик догадывается, в чём дело. — Мать его близко пасётся.
— Дедушка! Он хромает! — И Максим видит лосёнка. — Раненый он, дедушка!
— Пошто раненый! — не сдаётся Бормаш. — Споткнулся, поди, ногу подвернул…
Максим вдруг вскакивает на борт, вскидывает руки, щукой бросается в белую пену. Дед вскрикивает, качнувшись с лодкой. Петя хватается за борт, испуганно ищет глазами брата.
— Ах ты мать честная! — Бормаш резко выворачивает руль. — Держись, внучек, держись, Максимка-а!..
Старик сбавляет ход, одной рукой хватает шест. Максим плывёт не оглядываясь. Чуть наискосок, чтоб помогало течение. Легко и плавно выкидывает руки. Над водой пузырится зелёная рубаха, торчит мокрая голова.
— Стой, стой, сатанёнок! — Дед пытается схватить внука. Тот бакланом уходит в глубину, выныривает сбоку. Бормаш в сердцах бросает шест, хватает ручку управления. — Ах ты варнак-варначище! — грозится кулаком. — Ну погоди, доплыви до берега! Сниму я с тебя штаны!..
Старик не пытается ловить Максима, видит — легко держится на воде. Но, распалившись, бубнит:
— Погоди, погоди-и! Спробуешь берёзовой каши! Я тебе покажу, как своевольничать!..
Всё идёт не так, как задумано. Зачем нужен им сохатёнок? Беды не оберёшься. Опять же поить-кормить надо. Когда теперь домой приплывут, когда мясо сварят? Поясница гудит, чтоб ей пусто было!
Максим бесшумно подплывает к берегу, бредёт по воде, старается меньше хлюпать. Решает зайти с тыла: обогнуть черёмушные кусты, прижать сохатёнка к воде, отрезать путь к отступлению. А там уж как-нибудь.
Читать дальше