Наталья Дурова - Мой дом на колёсах

— Извините меня, но я очень тороплюсь.

— Одну секунду, секундочку, я хочу сравнить. Я долго вас не задержу.

«Только этого мне не хватало», пронеслось у меня в голове. Дальше началось невообразимое. Дымка вздрогнула и моментально вцепилась в пальто дежурной. Услышав победное тявканье лисицы, мгновенно откликнулся из сумки щенок…

Потом опять разговор с директором.

— Так-с. У вас уже и пальто стало кусаться, а сумки рычат. Придётся, кажется, вызвать комиссию и положить этим безобразиям конец.

Теперь я со страхом за разросшуюся свою звериную семью ждала комиссию. За Дымку я не волновалась. Она была очень красива, а вот щенок…

Он стал расти, но по-прежнему оставался неказистым. Если бы заранее знать о приезде грозной комиссии, то всё было бы по-другому; в моём представлении рисовалась картина, как я преподнесу комиссии Нерочку и Дымку.

Я попрошу кого-нибудь из ребят на глазах у всей комиссии сделать мне подарок. Ведь отказаться будет неловко, и тогда все примут щенка и лисицу как должное.

Я приучала Нерочку исподволь к работе на манеже, делая из неё традиционный дуровский номер «Собака-математик», а милая рыжая Дымочка так и вошла в программу как хитрый заместитель моржа.

Между львами и моржом есть пауза. Одна клетка уезжает с манежа, а другая вкатывается. Вот тут-то и будет роль Дымке.

Выйдет ко мне клоун и скажет:

— Я морж!

— Ну какой же вы морж!

— Сухопутный! Хочу рыбы, не дадите? Не верите, ну и не надо! Попрошу своего заместителя наловить! Клоун вытащит из-за пазухи лисицу, нагнётся к ней и будет делать вид что лисица ему шепчет, а Дымка в это время просто ласково облизывает его шапку над ухом, потому что к полям прилеплен кусочек конфеты.

— А, договорились! Если ты не поймаешь, то я буду ловить сам, а чтобы я не замёрз, ты меня согреешь! Что ж, пойдём на Свислочь-реку! И, надев Дымку на плечи, клоун смешно зашагает к занавесу.

С Дымкой хорошо, гораздо проще, чем с неуклюжим щенком. Ничего ие остаётся, как инсценировать подарок для комиссии.

Настал этот серьёзный момент. Комиссия принимает работу моих питомцев, и вдруг в самый разгар представления с громким лаем перелетает через барьер Нерочка, за ней падает мальчик и второй толстяк, перелезая через барьер, начинает речь:

— Тётя Наташа, там нас долго охранники в цирк не пускали…

— Замолчи! Не знаешь, что говорить, так молчи. Я учил, как надо. Вот мы вам от науки хотим сделать подарок. Сначала его должны были в космос пустить. Но у него одно ухо лежачее. Он не подошёл, тогда мы решили его вам. Я всё сказал! Ух, и дала же она нам, рвётся к вам, прямо не удержать. Во, какие мозоли натёр! показал он мне свои покрасневшие ладони.

Комиссия всё поняла, наблюдая торжественных ребят и довольную, что снова рядом со своей хозяйкой, собаку.

«Подарок» разрешили взять, и только режиссёр, недовольно покачивая головой, запальчиво проговорил:

— Для дома, не для цирка. Иначе я не согласен. Все животные как на подбор, и вдруг чертополох какой-то щенок без рода и племени.

— Нет, нет, он породистый, он собака, заступились ребята за Нерочку.

— Какая порода? переспросил режиссёр.

Тут вмешалась я, припомнив Комаровский рынок, откуда пришла Нерочка, ответила:

— Комаровская гончая!

— Тут половина Комаровских рыночных, пояснил смеясь директор цирка. Ладно, но это последнее, что разрешено Дуровой в моём цирке. Лучше объясните ей, что думать надо головой, а не сердцем. Если она это поймёт, то получится аттракцион, а не зооуголок или пункт по приёму бездомных кошек и собак.

Директор был озабочен, но снисходителен и добр, простив мне в глубине души огромный прирост населения моей не положенной по штату семьи. Он только потребовал письменного доказательства, что больше никто не проникнет в стены его цирка.

Чувствуя сама, что злоупотреблять директорской добротой нельзя ведь и так он разрешил, чтобы мой живой воротник лисица Дымка и непородистая гончая с Комаровского рынка обрели узаконенное существование в стенах цирка, я написала:

«Усыновление животных и птиц прекращаю!

Честное слово!»

Я стою на берегу Свислочи. Невдалеке виднеется небольшой мост, а за ним уже одетые в цемент откосы превращают реку в величавое видение, чем-то схожее в разливе с берегами Невы. Минск, Волгоград, Ленинград, Севастополь они разные, эти города, но есть в них то, что роднит и связывает навсегда.