Наталья Дурова - Мой дом на колёсах

И всё было бы в семействе енотов спокойно, если бы рядом не возник колючий шар, который превращался в ёжика, когда еноты и Кисоль шли к мисочке с молоком и хлебом.

Он самостоятельно проник к ним в клетку. Ёжик был ручным. Он не боялся людей. И, по-видимому, кем-то подкинутый в цирк, он долго здесь блуждал в поисках пристанища.

Наверное, в клетке он обосновался несколько дней тому назад, потому что я заметила перемену настроения у енотов. Кисоли то и дело приходилось спешить от Тяпы к Ляпе, от Ляпы к Мишке, и потом всё опять начиналось сначала.

Я пересмотрела их домик. Там всё было в порядке, а под пол из решёток, куда насыпались опилки, не заглянула.

«Это, наверное, Дымочка их беспокоит», подумала я и переставила клетку с лисичкой так, чтобы они её не видели.

Зато через несколько дней причина волнений была ясна ёжик.

Я захотела предоставить ему другую квартиру, но потом передумала. Кисоль должна приобрести опыт настоящей няни, и ей нужен осторожный, бережный подход к своим четвероногим подопечным. А ёжик это самое подходящее животное, чуть-чуть промаха, и сразу иголка вопьётся в лапу.

Шли дни. И когда я увидела вместе сидящих трёх ёнотов, няньку Кисоль и подкидыша ежа, я поняла, что была права, и подумала: нужно обязательно разыскать в этом городе девочку, которая горевала по своему еноту Мишке. Разыскать и подарить ей или лучше живому уголку её школы эту дружную семью.

Я даже для них придумала концертную программу, где ведущую роль должна была исполнять Кисоль.

Представьте себе раму с плакатом, с которого на вас смотрит страшный тигр, и вдруг бумажный плакат прорывается, и из рамы выпрыгивает обыкновенная кошка. Она катается на шаре, идёт по бутылочкам и между ног, становится на задние лапы и по-тигриному передними обороняется от странной игрушки, спускающейся с удочки, это маленькая детская шарманка для ежа. Теперь ёж музыкант, за ним акробаты и прачки еноты, Тяпа, Ляпа и Мишка.

Да, обязательно найду эту девочку и верну ей подарок, ставший целой семьёй. Верну, не боясь болезни и их характеров. Все пятеро стали здоровыми и ручными. А про то, что пришлось мне пережить с её Мишкой, чтобы оградить от инфекции всех моих друзей, пусть девочка не знает! Да и я об этом забыла подарок больше не опасен.

Он родился под крышей цирка. Все голуби были дымчато-сизые, как небо в дождливую погоду, и только его мама была похожа среди них на ясное белое облачко. Сам он был ещё неуклюж и мал, с длинными ворсинками жёлтого пушка, но крупным, покрытым нежной розовой кожицей клювом. У него ещё не было имени. Была мама и дом-гнездо, где он впервые услышал музыку.

Огромный серебристый колокол, словно цветок дикого вьющегося граммофона, торчал под самой крышей, а между ним и карнизом примостилось уютное гнёздышко. Голубь не умел летать. Он только слушал, звуки тоненько доносились с деревьев, когда шелестела листва, еле улавливались в порывах ветра, в летней тёплой капели дождя и неистовым хором, громким и повторяющимся, как ухо, возникали в серебристом колоколе граммофона.

Малыш слушал. Иногда под плавную мелодию пытался расправлять ещё неокрепшие крылья. А однажды раздалась такая песня:

— Летите, голуби, летите!

И много-много голубей вдруг взвилось в небо. Они вылетала из окон, и подъездов, и ворот, их выпускали прямо на улице подростки, и только этот малыш обеспокоенно слушал мелодию, не зная, что ему делать.

— Летите, голуби, летите! снова раздалось в граммофоне, и он, вдруг вместе с другими юнцами неумело замахав крыльями, взлетел и упал на ступеньки цирка.

Здесь я и нашла его.

Оп почувствовал себя в моей ладони, как в гнезде, а вскоре, на пипетку, которой я закапывала ему корм, голубёнок стал смотреть как на клюв мамы. Шли дни. На прозрачных крылышках уже росли маховые перья, но он по-прежнему ловил капли из пипетки, не обращая внимания на рассыпанный рядом с ним корм. Я постукивала пальцем, подражая клюву. А он ждал пипетку.

«Кого же взять в учителя? думала я. Грач? Он боевой и слишком чёрный. Ворона любопытна». С особым вниманием я приглядывалась к птенцам. И вот учитель найден: воробей, но не один, а целая стайка. Брошу корочку хлеба или горсть зёрен, слетаются невелички. Схватит воробьиха зернышко и тотчас отдаёт его желторотому сыну, толстому и пискливому, что скачет неустанно за ней.

Вот я и посадила голубя подле зерна. Первое время воробьи боялись его. Прыгают вокруг да около, а клевать боятся. Дня через два привыкли к соседу и ну клевать! С ними голубёнок стал тоже поклёвывать. Так он научился кушать. Когда же он оперился и повзрослел, заметила я в его поведении странность: как услышит музыку, так начинает охорашиваться и кивать головкой. «Музыкальный голубь», называли его теперь все.