Виктория Токарева - Талисман

Зачем, например, стоит перед ним эта странная марсианская женщина, от которой пахнет воздухом и водой, то есть дождем. Которую он никогда не видел прежде, а кажется, будто знал давно.

Дюк смотрел на Аэлиту и раздумывал — как быть? Пригласить ее в свою квартиру или нет? Можно, конечно, подняться, зажечь свет и громко предложить своим гостям, как предлагает обычно Лев Семенович:

— Потрудитесь выйти вон!

И это было бы совершенно справедливо со стороны Дюка. Но гостям сейчас меньше всего хотелось выйти вон, в промозглый холод и мрак. Им хотелось быть там, где они есть.

— Можно я к тебе не пойду? — спросила Аэлита.— Я твоих родителей стесняюсь. Еще подумают, что я ненормальная.

— Можно,— обрадованно разрешил Дюк.

— Пойдем в парадное,— предложила Аэлита.— Там батарея есть.

Они вошли в парадное. Поднялись на один пролет.

Аэлита поставила на подоконник большую клетчатую сумку. Сняла варежки. Положила руки на батарею. Она грела их довольно долго. Потом спросила:

— Как ты думаешь, сколько мне лет? Только честно...

Дюк преувеличенно честно посмотрел на Аэлиту и сказал:

— Двадцать пять.

Он сложил в уме возраст мамы и Маши Астраханской, 34+16, и разделил на два. Получилось двадцать пять.

— Сорок,— сказала Аэлита низким голосом.

Дюк вгляделся в нее пристальнее и не поверил.

— Не может быть,— сказал он.

— Я тоже не верю,— согласилась Аэлита.— Утром проснусь, вспомню, что мне сорок, и такое чувство, как после операции: приходишь в себя и узнаешь, что тебе отрезали ногу... Ужас... Кажется, что это не со мной. А потом вспомню, что до войны родилась. Давно живу. Значит, все-таки со мной...

Аэлита замолчала, всматриваясь в сумерки.

— А чего? Сорок — не много,— слукавил Дюк, этот возраст казался ему безнадежно отдаленным, давно миновавшим станцию под названием «Любовь». Ему казалось, что в этом возрасте уже смешно любить или быть любимым, И что делать в сорок лет — совершенно непонятно.

— Не много,— согласилась Аэлита.— Но и осталось тоже не много. Молодости считанные секунды остались. А молодость мне сейчас нужна больше, чем когда-либо. Раньше она была мне не нужна…

Из-под ее очков выползла слеза. Аэлита сняла слезу пальцем, но на ее место по этой же самой дорожке выкатилась следующая слеза, абсолютно такая же.

— Не плачьте,— попросил Дюк.— В конце концов — как у всех, так и у вас. Если бы вы одна старели, а все вокруг оставались молодыми, тогда было бы обидно. А так чего?

— Все — это все. А я — это я,— не согласилась Аэлита и упрямо шмыгнула носом.

— Вы хотите, чтобы я сделал вас моложе? — догадался Дюк.

— Немножечко,— тихо взмолилась Аэлита.— Всего на десять лет. Больше я не попрошу...

— Но это не в моих возможностях. Для этого надо быть волшебником, а я только талисман.

— Не отказывайся! — шепотом вскричала Аэлита.— Я не из-за себя прошу. Мне все равно. Я из-за него.

— Из-за кого?

— Я замуж выхожу.— Аэлита сняла очки, и ее лицо стало близоруким, беспомощным — казалось, если она пойдет, то вытянет перед собой руку, как слепая. Будет щупать рукой воздух, а ногами землю.— Он моложе меня на десять лет. Когда он родился, я уже в четвертый класс ходила...

— Ну и что? Если он вас любит, какая ему разница? — спросил Дюк, подмешивая в интонацию побольше беспечности.— Подумаешь, десять лет...

— Психологически...— Аэлита подняла палец.— Он не должен об этом знать.

Дюк посмотрел на палец и мысленно согласился. Знание действительно меняет дело. С тех пор, как он узнал, что Аэлите сорок, а не двадцать пять — вернее в тот момент, когда он об этом узнал,— она постарела прямо у него на глазах, Как-то потускнела, будто покрылась временем, как пылью.

— А вы не говорите, сколько вам лет. Он и не узнает,— нашелся Дюк.

— «He говорите»...— передразнила Аэлита.— Стала бы я за этим советом ехать за тысячу километров.

Дюк растерялся.

— Меня Клавдия Ивановна на тебя вывела. Ее знакомые у нас в Прибалтике живут.

Дюк понял, что слух о нем прошел по всей Руси великой и по дороге оброс, как снежный ком.

— Вы зря ехали,— сурово сознался Дюк и почувствовал, как стало колюче-жарко щекам.— Я не талисман.

— Талисман,— спокойно возразила Аэлита.

— Но я же лучше знаю,— мучительно улыбнулся Дюк.

— Ты не можешь это знать.

— Как? — растерялся Дюк.

— Потому что это твое свойство — оно как талант. А талант не чувствуется. Это просто часть тебя. Как цвет глаз. Разве ты чувствуешь цвет глаз?