Круговых Петрович - Юрка — сын командира

Юрка выбрался из полушубка, неслышно открыл дверцу, так же неслышно взбежал на крыльцо. В дальнем конце коридора женщина в белом халате считала простыни. Потом собрала их и ушла. Из-за двери с табличкой «Главный врач» доносился разговор.

— Когда мы можем его переправить в госпиталь?

— В ближайшие две недели — исключено. Разве что вертолётом.

Юрка, стараясь ступать неслышно, подошёл к двери напротив, приоткрыл её, увидел белые шкафы с пузырьками, колбами, какими-то коробками. Во второй палате лежали четыре тётеньки.

— Ты кого ищешь, мальчик?— спросила одна из них.

— Шаха. Солдата.

— Он напротив. Только к нему никого не пускают.

На двери палаты Шахназарова была приколота бумажка: «Посторонним вход строго воспрещён». Юрка постоял, подумал и решил, что он не посторонний.

Шахназаров лежал в палате один. Голова его была забинтована, лицо бледно.

— Здравствуй, Шах! Ты спишь?

Шахназаров открыл глаза, медленно повернул голову.

— Юра? Здравствуй... Приехал...

— Тебе больно, Шах?

— Молодец, что приехал. Я о тебе думал, даже во сне видел...

— Ты не разговаривай, тебе ж больно. А шпиона того — поймали.

— Я знаю. Слушай, Юра, меня, наверное, увезут отсюда, не увидимся. Иди ближе, дай руку. Хорошо!.. Люди много лишнего болтают, могут даже сказать, умер, мол, Шахназаров. Не верь!.. Просто меня перевели в другую часть.— Шахназаров облизал сухие губы. Юрка заметил на тумбочке стакан с водой, оглянувшись на дверь, поднёс его к губам Шахназарова.— А знаешь, я не пойду в другую часть. Я вернусь...

— Вернись, Шах!

— Просьба к тебе, Юра. Увидишь Таню, не говори ей об этом. Сам скажу... Я обязательно вернусь. А если... в другую часть... возьми в тумбочке на память альбом про «Варяга». Будешь вспоминать Шаха?

— Буду...— чмыхнул носом Юрка.

— Ю-у-ра, уговор забыл?

— Это от бензина... Волкова шуба бензином пахнет потому что... А Венеру от нас забрали. Теперь там Кретов с собаками. Но я с ним не дружу.

— Почему же? Подружись... Тебе надо с ним подружиться. Ну иди, Юра, а то наскочит кто-нибудь. Ребятам привет... Дяде Стёпе...

— Ладно. Ты только выздоравливай скорей!..

Шахназаров устало закрыл глаза. Юрка попятился к двери. Она вдруг раскрылась. Юрка увидел высокого мужчину в белом халате и таком же белом колпаке и очень испугался. Мужчина, увидев его, тоже, кажется, испугался.

— Ш-што такое?— растерянно развёл он руками. И вдруг закричал в коридор: — Сестра, что у вас тут происходит? Откуда взялся этот тип... в валенках?

— Я не тип...— возмутился Юрка.

— Это мой друг...— тяжело дыша, уточнил Шахназаров.— Юрка... сын командира...

— Задержите машину!— Доктор за руку вывел Юрку в коридор, по которому бежала растерянная пожилая сестра.

— Я ведь отлучилась всего на минуточку, вот грех-то какой.

— Немедленно продезинфицировать палату! Ольга Семёновна, Ольга Семёновна, как же вы оплошали?

Когда доктор вывел Юрку на крыльцо, папа строго взглянул на Волкова, тот удивлённо пожал плечами.

— Мы с вами, понимаете, осторожничаем,— сказал доктор,— а он в это время в палате... в таком виде.

— Откуда ты взялся?— спросил папа голосом, не предвещающим ничего хорошего.

— Отсюда,— ответил Юрка, показывая на «газик».— Я в шубе ехал.

Доктор заметил на заднем сиденье полушубок Волкова, понимающе кивнул папе.

— Садись в машину. Живо!— Папа подошёл к доктору.— Извините, Павел Афанасьевич, я даже предположить не мог, что он додумается вот так... зайцем.

— Выходит, и в самом деле — друзья?..

— И какие! Кровь собирался сдавать. Если что понадобится, звоните, Павел Афанасьевич, в любое время дня и ночи.

Машина тронулась. Юрка прильнул лицом к боковому стеклу. Доктор погрозил ему пальцем, но он, показалось Юрке, был теперь совсем не злой, показалось, даже чуть-чуть улыбался.

Коричневая классная доска поплыла куда-то далеко-далеко. В той дали скрылась и Софья Александровна. Не видел Юрка ни класса, ни учеников; перед ним была лесная дорога, густо усыпанная разноцветной листвою, на ней он увидел Шаха и себя, шагающих строевым под звонкую песню:

— А сегодня, дети, я вам прочитаю рассказ Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студёной».

И доска на месте, и Софья Александровна никуда не подевалась, сидит за своим столом и строго оглядывает класс. А Шаха — нету...