Круговых Петрович - Юрка — сын командира

— А почему вы говорили, а трубка молчала?— не сводя взгляда со старшины, засомневался Юрка.

— Как так — молчала?— опешил старшина.— И трубка говорила... Я её крепко к уху прижал, потому тебе и не было слышно. Иди, Юра, домой, иди! Всё будет в порядке.

— Трубка молчала... Врёте вы!..

На крыльце Юрка остановился. Солнце только что село, небо над лесом полыхало багрово, как кровь, и падающие снежинки тоже, казалось, были окрашены кровью.

Юрке было жарко. Расстегнул тужурку, а шапку снял и сунул в карман. Надо было сразу идти к папе, зря только время потерял...

В этот раз он явился на КП, когда там был перерыв. Старший лейтенант Новиков рассказывал что-то, солдаты покатывались со смеху. Улыбался и папа. Юрке стало не по себе — обидно и горько. Неужели они все забыли, что Шах сейчас в больнице и, может, в эту самую минуту, когда им так весело, умирает?

Папа, правда, заметив его, сразу нахмурился, спросил встревожено:

— Что с тобой, сын?

— Позвони доктору! Папочка, миленький, позвони...

Старший лейтенант Новиков замолчал, стал ковыряться в каком-то приборе отвёрткой. Солдаты, как по команде оборвавшие смех, глядели на Юрку во все глаза.

— К самому главному доктору позвони!— умолял Юрка.— Скорее!

— Что ж, это можно. Пора позвонить,— папа снял трубку.— Алло! Соедините с больницей. Это вы, Павел Афанасьевич? Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, Шахназарову полегчало? Значит, лучше? Спасибо, большое спасибо!— Папа положил трубку.— Ну вот, сын, Шаху стало немного лучше.

— У тебя тоже трубка... молчала...— потерянно сказал Юрка.

Папа насторожился:

— Что?

— Врёте вы все... Как вам не стыдно?— чуть не плача, крикнул Юрка.— И старшина врал, и ты, папа, врёшь. Ведь трубка молчала... Зачем вы врёте?

Папа нахмурился ещё больше и, показалось Юрке, побледнел. Притянул его к себе, прижал к груди.

— Успокойся, сын. И, пожалуйста, извини... Не хотелось тебя тревожить. Плохи у Шаха дела, и помочь ему мы больше ничем не можем. Остаётся ждать. Понимаешь, ждать!

— Может, он не выживет, да?— Юрку трясло как в лихорадке. Солдаты под его вопрошающим взглядом поспешно, словно бы виновато, опускали головы. Новиков всё ещё ковырялся в винтике отвёрткой.— Может, Шах и умрёт, а вы... смеётесь... Разве можно сейчас смеяться?..

Метнулся к двери, как был — без шапки — выскочил из кабины и побежал, не разбирая куда. Снег падал теперь крупными хлопьями, набивался в волосы, слепил глаза. По разгорячённому лицу его текли ручейки. Снег таял, что ли?..

Дни проходили, похожие один на другой — долгие и скучные.

На третий день после того, как в больницу положили Шахназарова, на огневую прибыл новый помощник начальника караула ефрейтор Кретов с двумя овчарками. Венеру куда-то увезли. Кретов был большой и полный, с усами, и очень молчаливый. Юрка однажды вечером решил при нём вывести на пост Дункана: погляди, мол, как я умею! Кретов, привалившись плечом к берёзе, курил и молча наблюдал за ним, потом выплюнул сигарету и уныло сказал: «Испортили кобеля». С этой минуты Юрка его невзлюбил.

От Волкова он знал, что к Шаху уже дважды ездил старшина, один раз — папа, но что там с ним, как он себя чувствует,— никому не говорили. Волков тоже ничего сказать не мог, пройти в палату к Шаху ему не разрешили. Он пытался выведать что-нибудь у медсестры — тоже ничего не получилось.

«А как себя должен чувствовать больной? Как надо, так и чувствует»,— сказала она.

— Волков, давай съездим к нему сами! Прямо из школы...

— Самовольно? Нет, брат, это не годится. Да и не пустят нас.

— Пустят! Скажу доктору, что я его друг...

— Я, думаешь, так не говорил?

Однажды по пути из школы Волков сказал:

— Командир опять в больницу едет. Попросись, может, возьмёт.

— Уже просился,— махнул рукой Юрка.— А когда едете?

— Тебя ссажу и прямо туда.

Юрка даже дверь не закрыл, влетев в квартиру. Швырнул ранец под стол, схватил кусок хлеба и побежал в городок.

«Газик» стоял у гаража. Волков с вёдрами удалялся в сторону колодца.

Решение созрело неожиданно. Отряхнув от снега валенки, Юрка влез на заднее сидение, завернулся в пропахший бензином полушубок Волкова, лёг. Так будет вернее...

А какой сегодня хлеб вкусный!

Вернулся Волков, залил в радиатор воду.

А вот это идёт папа — твёрдо, неторопливо,— так он ходит всегда.

— Что там у тебя, полушубок, что ли?

— Беру на всякий случай. Сибирская привычка.

Ехали долго. Иногда Юрку встряхивало так, что становилось больно, но он старался терпеть, боясь выдать своё присутствие. Наконец «газик» сбавил ход, остановился. Хлопнула дверца, под тяжёлыми папиными шагами заскрипел снег. Юрка полежал ещё немного, потом выглянул из-за спинки кресла. Волков, подняв капот, ковырялся в моторе.