Айрин Хант - Недобрый ветер

— Куда вам?

— Все равно куда.

Он не удивился. В те дни многие брели по дорогам без всякой цели.

— Вы местные?

— Нет, из Чикаго. Мы в дороге с начала октября.

-. А родители?

— Мы сами по себе.

Он вроде как изучал нас и наконец сказал:

— Я везу груз в Нью-Орлеан. Хотите на Юг?

В тот день был лютый мороз. При мысли о южном тепле я даже повеселел.

— А вы возьмете нас? Я бы вам помогал чем мог.

— Деньги у вас есть?

— Ни цента.

Я думал, этим дело и кончится. Ведь нам нечем заплатить ему за проезд, не на что кормиться в пути. Я приготовился услышать: «Тогда ничего не выйдет, ребята», но меня ожидал сюрприз:

— Я и сам не раз бывал на мели, знаю, как это сладко. Подсади малыша и влезай сам.

В кабине было тепло, натруженные ходьбой ноги отдыхали. Спросив, как нас зовут, водитель уставился на дорогу и долгое время ехал молча. Под мерное шуршание колес Джой вскоре стал клевать носом, привалился к моему плечу и заснул. Водитель мельком взглянул на него, и на его губах возникло подобие улыбки.

— Мал еще для таких прогулок, — он скосил на секунду глаза в мою сторону.

— Да, ему всего десять, но упросил меня взять его с собой.

Тут водитель разговорился — спросил, где мы уже побывали и как нам удалось выжить. Он кивал головой в такт моим словам, но казалось, слушает вполуха — все его внимание было поглощено дорогой. После трех часов пути мы снова свернули на обочину.

— Надо малость отдохнуть, — сказал водитель. — Прямое шоссе усыпляет.

Он выпрыгнул из кабины, я последовал за ним, а Джой так и не проснулся. Привалившись спиной к переднему колесу, водитель быстрыми, небрежными движениями свернул самокрутку, словно давно уже курил самодельные сигареты.

— Что у вас стряслось? — отрывисто спросил он, зная, что я пойму, о чем речь.

Он имел в виду причину, по которой мы ушли из дома, но я прикинулся дурачком и промолчал.

— Ты что, не понял? Почему вы убежали?

Я заколебался. Стыдно рассказывать о том, что произошло и нашей семье. Меня с детства приучали думать, что только бездельники не могут прокормиться, что ругаются и бранятся только в неприличных семьях, только там попрекают детей лишним куском. Выходит, что мы с Джоем из такой «неприличной» семьи. А раньше в нашем доме звучали музыка, смех, мы были окружены любовью. Всему этому конец.

— Мне неприятно говорить об этом, — выдавил я из себя.

— Ну и не надо. Просто хотелось выяснить, кого я везу на Юг чтобы полиция не намылила мне шею за помощь малолетним беглецам. Ты сказал, что у вас нет родителей. Это ведь неправда?

Я потупил глаза, потом, решившись, выложил ему все как было: как мы ссорились с отцом, как дела семьи шли все хуже и хуже, как даже мама признала, что мне надо уйти из дома. Он то и дело вздыхал, будто что-то давило ему на грудь. Дослушав меня, он еще раз вздохнул, загасил окурок, но ничего не сказал. Мне показалось, что он хочет переменить тему.

— Сколько тебе лет, Джош? — спросил он внезапно.

— Пятнадцать.

— Так я и думал, кивнул он. — В каком месяце ты родился?

Мне показалось странным, что в зимний холодный день, когда половина человечества голодает, этому взрослому мужчине есть дело до моего дня рождения. Впрочем, как ему угодно, и я ответил таким тоном, словно его вопрос был совершенно уместным:

— В июне, двенадцатого июня.

Он стянул с головы шляпу и убрал черный завиток со лба.

— Почти точь-в-точь, — сказал он. — Мой малыш родился в апреле того же года. Его звали Дэвид.

— Он умер? — вырвалось у меня, и я сразу пожалел об этом.

— Да, умер. Пять лет назад. Ростом он был с Джоя, только плотнее, и смуглый, как маленький индеец. Теперь он был бы уже такой, как ты. Ну ладно, — он отвернулся и открыл дверцу кабины, — нам пора трогать. Путь не близкий.

Долгие часы до самого вечера в кабине было тихо. Джой почти всю дорогу спал, а когда просыпался, сидел, держа руки на старом банджо, и молчал. Водитель все о чем-то думал, а я, отдохнув и успокоившись, предавался мечтам о синем южном небе, о работе, о том, как жизнь наконец улыбнется нам.

К вечеру повалил снег. В сгущавшихся сумерках мы остановились у маленького придорожного кафе. Свет его освещенных окон едва пробивался сквозь круговерть метели.

— Надо бы перекусить, — сказал водитель.

Он спрыгнул первый и протянул вверх руки, чтобы помочь нам. Взъерошив челку Джою, он улыбнулся такой дружелюбной улыбкой, что я почувствовал — ему можно довериться. И все-таки я беспокоился насчет еды.