Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

Комбат удивленно вскинул брови:

— Кто это тебя надоумил, Сагайдачный?

— Да сам, товарищ капитан!..

Тот же Сагайдачный, взяв с собой троих моряков, немедля отправился к причалу, где швартовался к стенке очередной транспорт.

Через полчаса моряки возвратились к окопам, таща на плечах, с помощью обломка лодочной мачты, бухту морского каната. Как раз выдалось затишье, не было в небе «юнкерсов», молчали в порту пулеметы.

Ефанов приказал полуротам остаться в окопах на случай внезапности вражеского появления, а первым взводам — быстро собраться, чтобы беспристрастно самим решить свою дальнейшую судьбу. Сагайдачный, вместе с ходившими в порт моряками, мигом раскатал притащенную бухту. И длинный-предлинный канат, посеревший от воды, ветров и солнца, лег на редкую, выцветшую от ветров же и солнца траву роковой чертей. Все теперь должна решить сила — сила мышц и духа, сила самоотверженной любви к боевым побратимам и клокочущей в сердцах ненависти к рвущимся в глубь Родины поработителям.

Капитан Ефанов, еще более нервный, то и дело тревожно поглядывал в небо, торопил командиров рот:

— Время! Время! Приступайте скорее!..

И вот матросы, по взводу с каждой стороны, сбросив бушлаты и оставшись в тельняшках, по команде ухватились за канат. Молодые, сильные тела напряглись в едином порыве, в страстном стремлении — победить.

Разве можно измерить глубину и силу духа советского человека, с таким упорством добивающегося права на смерть во имя Родины! Да есть ли что на свете выше их совестливой любви к земле отцов, их неистребимого чувства сыновнего долга пред нею!

Канатными узлами вздулись мускулы на руках, пот ручьями тек с бронзовых лиц, клубами вздымалась из-под ног белесая пыль.

Комбат Ефанов был весь в напряженном ожидании: кто же выйдет победителем из столь необычного, сурового состязания? Ему равно были дороги обе роты, с ними он не раз бывал в таких переплетах, что самому не верилось, как только они выдерживали.

Звонкой струной напрягся канат, моряки словно слились с ним. Но ни та, ни другая сторона не подалась ни на шаг. Время как бы остановилось. Каждой роте не хотелось уступать право на последний, смертный бой.

Словно бы не доносился из-за гор глухой гул накатывающейся вражеской лавины, не шла в порту эвакуация и не сидели поблизости в окопах, ожидая финала— кто кого? — остальные моряки батальона…

Но вот дрогнул взвод первой роты, еле заметное смятение передалось по изнуренной цепочке, а еще через минуту наметился явный перевес на стороне его соперника. У комроты-один заходили желваки на потускневшем лице.

Взвод второй роты перетянул канат.

Все решилось просто и вовремя: в небе появились «мессершмитты», готовые вот-вот броситься в пике.

— По окопам! — подал команду Ефанов.

После налета немецких штурмовиков комроты-один Куреев построил своих моряков и, откозыряв, глухим голосом доложил комбату:

— Первая рота готова к выходу в порт!

Комбат Ефанов молча оглядел ряды моряков и сказал скупо:

— Ведите.

Рота ушла.

А полчаса спустя с горных отрогов сползли на каменистую равнину и устремились вперед вражеские бронетранспортеры с пехотой на бортах.

Моряки готовились к бою.

Егор Кудинов в кои веки решился провести отпуск не дома, а на юге, в санатории. И не сам до такого додумался, а друзья по литейке надоумили, насели, как сговорились: езжай да езжай, сколько ж можно отказываться от путевки! Иные, посмотришь, только весной запахнет — все пороги завкомовские обобьют: вынь да положь им путевку. А он, Егор, всяк раз от нее отмахивался, просто не видел особой надобности лететь куда-то сломя голову, да и здоровьем не обделен. Ну а чем не курорт своя дача! Хоть и небольшой участочек в коллективном саду, зато есть где отвести душу на природе. Тут тебе и овощ да фрукт всякий, если отпуск под осень случится, и речка, как слеза, чистенькая под боком.

Работать на участке — одно тебе удовольствие. Каждый отпуск Егор увозит туда все семейство: сам с женой на грядках в охотку копается, огурчики и помидоры растит, а внуки клубнику из шланга поливают. Тут же, на даче, в свою пору и варенье варят, соленье на зиму готовят. Зима долгонька — все подберет. В магазин за каждой баночкой не набегаешься при такой-то, как у него, ораве. Да и разве сравнишь покупное со своим соленьем! Тут ты сам себе кулинар: понапихаешь чесноку, петрушки с хреном, листа смородинного для духу и дубового— для крепости. Сам ли ешь, гостей ли потчуешь— за уши не оттянуть.