Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

— Пашка! — вскрикнул Валек: он узнал в убитом старшего брата.

И тут же из-за амбара раздался отчаянный ребячий крик:

— Скорей сюда: Ленька убит!..

Валек метнулся туда и зажег еще один пучок соломы. На траве, разбросав руки, лежал окровавленный Ленька. Пуля настигла его бегущим, он так и распластался, словно птица в неожиданно прерванном полете.

Ребята оцепенели от горя, а Венька в ярости и бессилии сжал цевье ненужной уже двустволки…

На другой день Леньку хоронили на сельской площади, рядом с братской могилой воинов-освободителей.

Когда все молча разошлись по домам, Мишка один остался у свежего холмика. Он положил на могилу пучок чабреца, недавно собранный вместе с Ленькой в поле…

— Товарищ командир! Рядовой Богданов прибыл из отпуска! — доложил Мишка, явившись в полковой штаб. Комполка встал из-за дощатого стола, бросив на расстеленную карту карандаш.

— Прибыл, говоришь? Это хорошо, что прибыл. Значит, будем дальше воевать. Да, а ты почему один? Где же твой товарищ?

Мишка потупил взгляд и сказал тихо:

— Убили его, товарищ командир, в нашем Казачьем… Нету больше Леньки…

И он поведал все, как было. Командир полка ходил взад-вперед по землянке, колюче сдвинув у переносил брови. Потом сказал своему адъютанту:

— Распорядитесь, чтобы погибшего представили к награде. Он пал в бою, как подобает солдату и его боевые заслуги перед Родиной должны быть отмечены по достоинству… Ну, а ты, Миша, отправляйся в свой взвод, небось, там уже соскучились по тебе.

— Да и я по ним тоже, — отозвался тот. — Есть идти в свой взвод, товарищ командир!

…Разведчики встретили своего юного друга с распростертыми объятьями.

— Повернись-ка, сынку! Дай побачиты, яким ты став, як отъився на домашних харчах! — гудел больше всех обрадованный появлением товарища Гнат Байдебура, похлопывая ручищами по мальчишечьим плечам. Но, видя, что тот какой-то хмурый и молчаливый, забеспокоился — Да ты як будто не рад, шо зустрились?!

— Ну что вы, дядя Гнат! Скажете тоже!

— Так чого ж журытысь?

— Леньку я похоронил, дядя Гнат. Убили его…

— Як убили?

— Из автомата. Полицай один бывший, которого мы хотели живьем взять в нашем селе, убил его.

— Ну и як, взялы, паразита?

— Нет, его Венька, дружок мой, из двустволки срезал.

— Ну-ну, рассказывай все подробно…

А потом Мишка, устав с дороги, спал.

На переднем крае было тихо. Противник цепко вкогтился в оборонительный рубеж, укрепляя его новыми огневыми точками и в то же время пытаясь атаковать наши позиции.

На следующий день случилось одно занятное событие. Вернувшиеся из боевого охранения бойцы рассказали разведчикам, что утром на ничейной полосе опустился раненый журавль.

— Ну и что ж вы смотрели! Надо было спасти его! — возмутился старшина Клычев, выслушав спокойный рассказ бойцов.

— А что мы могли сделать. Не лезть же на рожон из-за какой-то птицы, — тем же невозмутимым тоном оправдывались пехотинцы.

— Из-за какой-то птицы! Эх вы! А еще пилотки с красной звездочкой носите!..

Шакен взял с бруствера ППШ и, не глядя на обидевшихся бойцов, зашагал к передовой. Вслед за ним бросился Мишка, поддергивая на плече сползающий ремень автомата.

— Дядя Шакен! Товарищ старшина! И я с вами! Можно?..

Тот молча кивнул головой, продолжая шагать по березовому перелеску. Вот и передний край. До немецких окопов, если прикинуть на глаз, — полкилометра, не больше. Вся ничейная полоса была как на ладони, лишь кое-где стояли низкорослые, посеченные осколками, березы. Птицу Шакен заметил в бинокль без труда: в ложбинке серело временами шевелящееся пятно.

— Пошли? — то ли предлагая, то ли приказывая Мишке, бросил старшина и, не оборачиваясь на мальчика, пополз вперед. Пополз за ним и Мишка.

— Товарищ старшина! Дайте я один пойду? А? Я маленький — меня не заметят…

Старшина остановился, взглянул на Мишку, с минуту подумал, потом спросил:

— А не боязно?

— Ну что вы, дядя Шакен!

— Ну, хорошо. Ползи, а я тебя, в случае чего, огнем прикрою…

И Мишка, стянув автомат со спины, взяв его, как учили, в руку, ужом заскользил по траве.

— Держись ложбинок! — напутствовал его старшина.

Мишка полз и полз, не поднимая головы. Раза два он даже паханул носом по муравьиным кочкам. «Только бы не заметили! Тогда птицу распугают», — думал он, на ходу вытирая лицо рукавом гимнастерки.

Вот наконец и журавль. Он лежал на боку, нелепо растопырив одно крыло — в него, наверное, и угодила шальная пуля. Мишка сообразил, что надо подбираться сзади, не то чего доброго, птица поднимет панику. И он пополз, обходя ее с тыла. И вот осталось только руку протянуть, чтобы коснуться серых перьев.