Анатолий Чупринский - Емеля

И сглазил. Неожиданно на ровном месте на самой середине моста споткнулся, потерял равновесие, как-то нелепо замахал руками и… упал прямо в речку.

Фонтан брызг до облаков! Каскады мелких капель!

И заливистый смех Несмеяны.

Впервые за долгое время царевна Несмеяна смеялась от души. Не по злобе, не от вредности характера, не желая унизить или просто причинить мелкую неприятность Емеле. Совсем по другой причине.

А Емеля, между тем, тонул самым натуральным образом. Без шуток. Пускал пузыри, судорожно махал руками и едва слышно сипел:

— Тону-у.… В натуре-е…. Погиба-аю-ю-у!!!

Царевна Яна, как истинно русская женщина, (в данном контексте, девушка!), не стала стоять, сложа руки. Наши женщины они известное дело. Коня на скаку, раз плюнуть. В горящую избу, легко. Только свистни.

Выбежала наша Яна на мостик и сиганула прямо в речку. В мгновение ока доплыла до тонущего Емели и вытащила его за волосы из воды.

Но самое удивительное было не в этом. Самое удивительное было в том, что оба они стояли на мелководье. По колено в воде. Может, чуть повыше. Утонуть в этом месте, очень постараться надо.

— Ах ты, обманщик! Здесь ребенок утонуть не сможет! Даже если захочет!

— От обманщицы слышу! Какая ты дочь мельника! В зеркало на себя давно смотрела? Нарядилась, намазалась! От тебя за версту французскими духами несет!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Думаешь, я тебя не узнал? Яна-Несмеяна. Дочь Царя!

— Я что ли в этом виновата?

— Уж я тем более ни в чем не виноват!

— Ты виноват уж тем, что ты Емеля!

Емеля вдруг дернулся, замер. Потом с силой провел ладонями по лицу.

— Слушай, Яна-а! Что это мы оба стихами заговорили? К чему бы это?

— С кем поведешься, от того и наберешься!

Оба весело засмеялись. И начали друг в друга брызгать водой. Как малые дети.

И как по заказу, от фонтана брызг и каскада мелких капель в ярких лучах солнца над речкой, над мостом, как бы, связывая этих двоих, неожиданно возникла… радуга.

Что, всем известно, является самым добрым знаком.

Над всем царством государством по разным направлениям запорхали, захлопали крыльями вездесущие сороки. У каждой на хвосте какая-нибудь записка. У иных даже по несколько штук болтается. Как гирлянда.

Царь опять вызвал советников среди ночи. Почему-то все большие руководители любят работать по ночам. Хлебом их не корми, дай своих подчиненных перебулгатить, разбудить, вызвать на ковер. Светлого дня им мало.

Вообще, было ощущение, в последнее время по коридорам и залам дворца гуляла какая-то странная, до боли знакомая мелодия. «Вихри враждебные веют над нами…». Какие такие вихри? Кому конкретно они в данный момент враждебные? Было неясно.

Но атмосфера напряженности и даже какой-то зловещей угрозы была налицо. Все это чувствовали. Повара, на всякий пожарный, недосаливали все блюда. Горничные перестали выметать пыль. Якобы, плохая примета, выносить сор из избы.

Царь безвылазно сидел в кабинете за столом. Мрачнее тучи.

— Проблема Емели не решена! Предложения?

— Ждем ваших указаний! — бодро, (будто поутру!), отрапортовали референты.

— На иноземных наемников надежды нет. Будем изыскивать внутренние резервы. Какие конкретные предложения?

— Может, его…

— Нет, ни в коем случае! — быстро сказал Царь.

— Тогда, может…

— Это тоже не выход! — жестко ответил он.

— Остается одно…

— А вот над этим поработайте! — обрадовано потер руки Царь, — Свободны!

Ночью у стен дворца луна такая нестерпимо яркая, хоть иголки собирай. На небе ни облачка. И оглушительная тишина. Только сверчки нагло перекрывают стрекотом даже лай сторожевых собак.

Спальня царевны Яны, естественно, в недоступной башне располагается. Круглые гладкие камни, поросшие мхом, уходят вертикально вверх. На самом верху балкончик. Вот на нем, как и полагается в таких ситуациях, появилась Яна. Вся в белом.

Бедный Емеля внизу у подножья обретается. Наверх ему путь заказан. Можно со своей любимой только переговариваться. Или перестукиваться азбукой Морзе.

Так они и стоят, бедные. Недосягаемые друг для друга. Она на балконе, он внизу у подножья башни. Темень, они и не видят почти друг друга.

Короче, дальше вообще началась какая-то средневековая шекспировщина, извините за выражение. Оба вдруг стихами заговорили.

Царевна Яна восклицает. И руки куда-то в пространство простирает:

— Емеля! Как мне жаль, что ты Емеля!