Ольга Матюшина: Малярка

— Конечно, только у меня очень плохо получается, дядя Алёша! Вчера собиралась нарисовать такой же сапог, как этот, — указала девочка на вывеску, — нашла дома старый папин сапог, вычистила его и поставила на стол. Долго рисовала, а получилось у меня совсем иначе, чем у вас!

Валя вытащила из кармана пальто листок бумаги.

— Вот поглядите! У вас стоит прямо, как часовой. А мой всё косился в сторону. Так и на рисунке вышел… И ещё — у вас не видно, куда ногу вставляют, а у меня почему-то видно. И ваш такой чинный, аккуратный, красивый, а у меня не получилось. Может, оттого, что я со старого сапога рисовала?

Живописец разглядывал Валин рисунок, сравнивал его со своим. С детства ему хотелось рисовать картины, большие картины, правдиво рассказывающие о жизни людей. Ничего из этой мечты не вышло… Вздохнув, он сказал:

— Ты хорошо написала, девочка. У тебя-то сапог настоящий. А я малюю, не считаясь с натурой. На вывеске всё сойдёт!.. Ну как, завтра придёшь?

— Завтра — воскресенье. Мы к папе на свидание пойдём! Его всё не выпускают!..

В тюрьме Столбова узнала, что суд над Димитрием и его товарищами, наконец, состоялся. В приговоре было сказано: «За подстрекательство к забастовкам в военное время сослать на три года в Сибирь». Горько плакала она, и Валя вместе с нею. Правда, девочка не представляла себе, что такое ссылка, и о Сибири она ничего не слышала. Одно ей было понятно: папу, любимого, самого лучшего папу она не увидит долго, долго.

Тяжёлым было последнее свидание. Опять, как и прежде, между ними стоял часовой. Он даже не позволил Столбову обнять на прощание жену и дочь. Но Валя выждала минутку, когда часовой отвернулся, бросилась к отцу и повисла у него на шее.

— Не забывай меня! — шепнул Димитрий и крепко поцеловал дочку.

Мать возвратилась из тюрьмы, обливаясь слезами. Валя не плакала. Молчаливая, погружённая в недетские думы, сидела она с Мурзиком на коленях.

«„Не забывай меня“, — мысленно повторяла девочка. — Да разве я могу забыть папу?..»

Она ещё больше возненавидела тюремщиков и решила, что будет так же бороться за правду, как её отец.

Всю ночь Евдокия Ивановна металась в жару, а на следующий день её увезли в больницу. Валя осталась одна в маленьком домишке. Отец Лены, иногда навещавший Столбовых, хотел увести девочку к себе, но она сказала:

— Я буду работать, чтоб помогать маме.

— Куда тебе! От горшка два вершка, а задумала помощницей стать! — с удивлением сказал рабочий. Девочка смотрела на него серьёзно и твёрдо.

«Вся в отца!» — подумал он, но повторил:

— Пойдём к нам. С Леной тебе весело будет. Да и кошку с собой захватить можешь.

Но Валя рассказала ему про Алексея Алексеевича, про то, как часто она помогала ему.

Кончикова многие хорошо знали. Почти все вывески в городе были написаны им. Выслушав Валю, рабочий сказал:

— Ну что ж, сведи меня к твоему живописцу!

Алексей Алексеевич охотно взял Валю в ученицы. Он обещал кормить её и платить два рубля в месяц.

— Если хочешь, — живи пока у меня. Постели себе на сундуке в кухне!

— Нет, мне домой надо! Там Мурзик, и мама скоро вернётся.

Рано утром Валя прибегала к Алексею Алексеевичу. Она скоро привыкла к своим обязанностям и даже научилась немного ворчать на своего доброго живописца:

— Дядя Алёша, вот вы опять бросили кисти на пол. Вот же банка с керосином.

— Забыл, Валюша! — добродушно признавался тот, наколачивая железо на деревянную раму. — А что мы с тобой сегодня делать будем?

— У вас же две вывески не кончены: одна — для булочной, другая — для гробовщика.

— Верно, верно!.. Я займусь разметкой букв, а ты мне почитаешь.

Лена давно перестала ходить к своей ученице:

— Некогда мне! Уроков много, да и мама ворчит, что я ей мало помогаю.

Валя успела научиться читать по складам. На этом и кончилось её обучение. Уходя, Лена показала ей цифры, ткнула в букварь и сказала:

— Если писать захочешь, — смотри вот сюда. Это «прописи». С них и срисовывай буквы.

Читать Валя скоро научилась довольно сносно и охотно читала вслух, когда закончит растирать краски и приготовит всё нужное хозяину для работы.

Однажды Алексей Алексеевич принёс откуда-то маленькую книжку с пожелтевшими страницами. Она называлась: «Картины из истории детства знаменитых живописцев».

— Это старинная книга, — объяснил он Вале. — Она напечатана семьдесят лет тому назад. Тогда еще и меня на свете не было!

Девочка бережно перелистывала толстые, плотные страницы. Перед каждым рассказом вклеена цветная иллюстрация, изображающая маленького итальянца, испанца, француза. Из всех этих мальчиков потом выросли великие художники.