Ольга Матюшина: Малярка

— Снеси завтра Димитрию что-нибудь в острог.

— В тюрьме он! — ахнула Дуня.

— Моего тоже забрали, — сказала женщина и скрылась.

Надеяться на скорое возвращение мужа Дуне не приходилось. Она опять с большим трудом нашла себе работу. Валя снова целые дни оставалась одна-одинёшенька. Девочка старательно поливала огород. Она не могла поднять тяжёлое ведро и носила воду маленькой лейкой. И сколько же раз ей приходилось проделывать путь от бочки, куда мать наливала воду, до грядок! Сначала она бегала с лейкой, но скоро от усталости едва-едва передвигала ноги. Бросить не хотела: надо было помочь матери.

Каждое воскресенье Дуня складывала в узелок варёную картошку и хлеб. В тюрьме заключённым, кроме жидкой баланды, ничего не давали. Валя молча помогала, потом провожала её до мостика, но никогда ничего не спрашивала о папе. Она знала, что мать сейчас же заплачет и ничем её нельзя будет утешить. Только раз после той ночи, когда городовые рылись у них в хибарке и сбросили спящую девочку с постели, Валя спросила: «Где папа?» Евдокия Ивановна не ответила, махнула безнадёжно рукой и залилась слезами.

Девочка не понимала, что такое тюрьма, а спросить боялась: уж очень мама расстраивалась! Вале очень хотелось, чтоб мать взяла её с собой. «Я бы только поглядела, где теперь живёт папа!» — думала она.

После ареста отца почти никто из его товарищей не заходил в их домик. Валя удивлялась: раньше они так часто бывали у них. Она не знала, что не только её папа, но и большинство его друзей были тоже арестованы.

Валя тосковала об отце. К её великой радости, в одно из воскресений Дуня сказала:

— Пойдём со мной, дочка.

Дорога была длинная. Они пересекли весь город и вышли на пустырь. Там, на крутом берегу Камы, Валя увидела большой грязный, облупленный дом.

— Мама, а почему в окнах решётки?

— Это и есть острог, — тихо объяснила Евдокия Ивановна. — А решётки железные и крепко вделаны в стену. Отсюда не убежишь!

Кругом мрачного дома шагали часовые. Штыки на их ружьях блестели на солнышке, а сами они походили на оловянных солдатиков. Часовые очень важно шагали вперёд — назад, вперёд — назад…

Мать подошла к железным воротам. Тюремщик пропустил её и снова захлопнул и запер калитку. Валя осталась одна. Она отошла в сторону. Ей было страшно и так жалко папу!

— У тебя кто тут сидит? — спросил её остроносый мальчишка в рваной рубашке. Валя не заметила, как он подошёл к ней.

— Кто, говорю, сидит? — повторил мальчишка.

— Папа!

— За кражу, что ли?

Валя испуганно поглядела на остроносого.

— Чего глазища-то пялишь? Спрашиваю, — за кражу али убил кого?

Валя замахала руками и со всех ног побежала от мальчика. Она слышала страшные рассказы о ворах и разбойниках, но как можно её папу, её доброго, ласкового папу сравнивать с ними?..

В это время Дуня вышла из ворот тюрьмы. Она едва догнала девочку, а та с громким плачем бежала, не зная куда.

Долго мать добивалась, о чём плакала Валя. Потом серьёзно сказала ей:

— Нет, не вор твой отец и не убийца! Он за правду сидит. Он хотел, чтоб рабочим лучше жилось. Только хозяева терпеть не могут таких заступников и стараются запрятать их подальше. Вот за что мучится в тюрьме твой отец и его товарищи!

Миновали тёплые солнечные дни. Дождь и холодный ветер загнали Валю домой. Скучно ей было сидеть в тесной хибарке. Одно утешение — карандаш и бумага. Девочка всё больше любила рисовать. Летом она срывала понравившийся ей цветок и старалась передать на бумаге его тонкие, нежные линии, его красоту.

«А что же в дождь можно нарисовать?» — думала Валя, оглядываясь кругом. Глаза её остановились на табуретке. Вот это будет легко!

Выдвинув её на середину комнаты, Валя быстро сделала набросок. Всё было нарисовано как у настоящей табуретки — и четыре ножки, и перекладинки, но на бумаге она почему-то не стояла на полу, а как-то висела в воздухе. Девочка нарисовала снова; но напрасно целый день билась маленькая художница: табуретка на её рисунке так и не встала прямо на пол.

Валя любила добиваться своего. На следующий день она с утра засела за работу. Бумаги у неё было очень мало, и она решила рисовать совсем крохотные табуреточки. Однако, как она ни старалась, передние ножки всегда поднимались в воздух.

Девочка хорошо видела, что все стороны у табуретки одинаковой длины. Ей не приходило в голову, что дальнюю надо нарисовать короче.