Лидия Чарская - Некрасивая

— Что с тобой случилось Лиза? Почему тебя наказали? — дрожащим голосом обратилась она ко мне.

Я хотела отвечать ей наскоро выдуманную мной причину, но судьба, очевидно, сжалившись над бедной Ло, избавила ее от новой лжи, такой ненужной и бесполезной.

Около нашего стола точно из-под земли выросла Лидия Павловна и строгим голосом проговорила так громко, что ее могли с успехом слышать, и два остальные стола «третьих»…

— Не удивляйтесь, дети! Гродская наказана мной за то, что она осмелилась разорвать свое сочинение по русскому языку и отказалась объяснить мотивы этого поступка. Вы видите, что и к хорошим и к дурным воспитанницам я одинаково бываю справедлива, и наказываю наравне, тех и других, поскольку они заслуживают этого! — торжественно заключила свою речь Студнева и отошла к своему обычному месту за первым столом.

Ночь… Тишина… Полная тишина царит в длинном полутемном дортуаре. Коридорный ночник еле мерцает за матовым окном. Впрочем, он едва ли необходим сегодня. Полный месяц бродит по небу и лучи его назойливо пробиваются сквозь темно-синюю штору окна. Белые пятна луны играют на полу дортуара, на чисто, выбеленных, окрашенных клеевой краской стенах, на темных нанковых одеялах и на лицах крепко спящих девочек в этот полуночный час. Что все они спят крепко, в этом я не сомневаюсь. Легкий храп, короткие обрывистые фраз спросонок, неровный вздох, то и дело вылетающие то из одного, то из другого угла спальни, свидетельствуют об этом крепком глубоком сне. Подле меня, заложив, по обыкновению, над головой свои худенькие ручки спит Мурка… Она дышит неровно и глубоко, изредка всхлипывает судорожно, точно плачет…

Бедная Мурка! Как я измучила ее за весь сегодняшний день, помимо собственной воли! Не смотря на все приставания и вопросы девочки по поводу разорванного сочинения, я отвечала молчанием или отделывалась общими фразами, едва ли не затемняющими еще более настоящую суть дела. Бедная, бедная Мурка! Чуть ли не в первый раз за все время нашей дружбы она легла спать, недовольная своей Ло.

Впрочем, недоумевала не только одна Валя. Весь класс, кроме Африканки и Незабудки, которые избегали по-прежнему встречаться со мной, и вели себя необычайно тихо весь остаток дня, весь класс поглядывал на меня недоумевающе и изумленно. Даже далеко нелюбопытная Дина Колынцева и та останавливала на мне подолгу свои красивые серые холодные глаза, настоящие глаза Феи или владетельной принцессы. Мне было как-то странно чувствовать себя под перекрестным огнем этих вопрошающих глаз и я была рада радехонька, когда мы поднялись в дортуар и я могла укрыться от всех этих любопытных глаз в моей жесткой холодной постели.

Но увы, в эту ночь я долго не могла уснуть. Все пережитое за день слишком переполняло все мое существо собой, чтобы дать место благодетельному сну и успокоению. Я лежала с широко раскрытыми глазами, устремленными на мягкие лунные блики, играющие на полу, и на душе моей становилось постепенно все тише, умиротвореннее и спокойнее.

— А все-таки, Ло, тебе удалось сделать доброе дело! Ты не выдала двух злых, враждебных тебе девчонок и великодушием отплатила за причиненное ими зло! — говорил мне внутренний голос и сердце мое наполнялось тихой и сладкой грустью и жалостью и к самой себе и к целому миру и к моей горькой одинокой судьбе.

«Папа, милый, ради тебя все это. Ты спас меня от нехорошего поступка, папа! Ты научил меня быть великодушной, мой дорогой!» — выстукивало мое бедное сердце, а душа разгоралась все сильнее и сильнее от сознания принесенного добра. И опять моя мысль устремлялась к своей излюбленной теме: «ах, если бы мне увидеть тебя хоть на миг, мой папа, если бы почувствовать хоть на секунду твою руку на моей голове, твою милую добрую благословляющую руку» — думалось мне в эти минуты. Господи, как была бы я счастлива тогда.

Постепенно легкая призрачная дрема коснулась меня своей крылатой лаской. Сон легкой кошачьей поступью незаметно подкрался ко мне, мой мозг затуманился, глаза сомкнулись. Я незаметно уснула…

Мой сон был прекрасен как давнишняя несбыточная греза… Я спала и видела во сне моего отца. Он сходил ко мне по воздушной лестнице, протянутой с неба, к нам, в нашу неуютную темную спальню… Лучи месяца освещали его, пока он шел, простирая ко мне руки и улыбаясь мне своей милой задумчивой улыбкой… Вот он ближе, ближе, весь сияющий, светлый, в белом хитоне, какие обыкновенно рисуются на плечах у святых, в белой мантии, пронизанной лунными лучами… Его поступь легка и воздушна… Ему остается еще сойти несколько ступеней и он здесь, со мной… Еще два шага только, мягких, неслышных и призрак моего отца стоит улыбающийся и ясный четко выделяясь на темной шторе окна.