Радий Погодин - Муравьиное масло

Валерка подошел к незнакомцу и на всякий случай сжал за спиной кулаки.

— Тебя, может, не кормят?.. Ударить как следует не можешь…

Мальчишка обернулся. Лицо у него было строгое, брови насуплены, а глаза, голубые, как весенние лужицы, смотрели простодушно и без злобы.

— Почему не кормят?.. Сам не ем. — Он поплевал на ладошки и, один за другим, ловко вогнал все гвозди в доску. — Еда не главное в жизни человека. Есть нужно, когда это необходимо. — Черномазый помолчал, подумал, стоит ли объясняться с каждым встречным-поперечным, потом добавил: — Нужно приучать себя к лишениям, в жизни это пригодится… Особенно в путешествиях. — Он уселся поудобнее, долго, внимательно разглядывал Валерку и, видимо, довольный осмотром, доверительно поведал: — Сейчас я расстроенный… Хотел в Ленкорань с Васькой податься — сестра все запасы отняла, не пустила. Привезла вот на дачу…

Слово «дача» он произнес с таким презрением и так безнадежно махнул рукой, что не рассчитал и здорово ударил костяшками пальцев по доске. Валерка думал, — сейчас завоет или, по крайней мере, затрясет ушибленной рукой. Но ничуть не бывало. Мальчишка только слегка поморщился и назвал заборы пережитками капитализма.

У Валерки с заборами были давние счеты, но он ругал их гораздо примитивнее: «Дурацкие заборы. Проклятые загородки»… А «пережитки» — это было что надо. Валерка сел рядом с незнакомцем, подергал прибитую только что доску.

— Крепко… А я бы и делать не стал…

— А я и не делаю… Я лаз заколачиваю. — Мальчишка посмотрел на свою работу с откровенным огорчением. — Соседка тут ведьма… Как тебя зовут? — вдруг спросил он.

— Меня?.. Валерка. А тебя?

Мальчишкин нос, облупленный, красно-бурый от солнечного пережога, смущенно наморщился.

— Меня все Ивой называют… Вообще-то Ванька. Когда Маленький был, так мать: «Ивашка, Ивка…» И Марина от нее переняла. В школу придет: «Как мой Ива?» На дворе — «Ива, спать!» Так вот и мучаюсь с деревянным именем… Только ты не думай, — встрепенулся он, — Марина у меня не какая-нибудь аристократка. Она художница!

Валерка придвинулся ближе. Ему очень хотелось рассказать про «изверга», «мучителя», «размазню»… Он сочувственно сопел, придумывал, чем бы помочь новому товарищу, но как тут поможешь!

— А у нас по дороге документы проверяли, — сказал он как бы между прочим.

— Милиция?..

— Угу… На мотоцикле, как развернется, чуть не столкнулись…

— Сегодня какие-то воры с пляжа «Победу» угнали. Милиция их сейчас вовсю разыскивает. — Ива повертел перед Валеркиным носом молотком. — Найдут, не беспокойся; они, знаешь, еще и не такое находят… Пойдем посидим в палисаднике.

На дорожке перед домом катался на велосипеде стриженый мальчишка с большими оттопыренными ушами. Он разогнался, покатил прямо на Валерку, но вовремя затормозил и свернул в сторону. Потом начал фасонить. Ездил, расставив руки, клал ноги на руль, садился на багажник.

Валерка спросил:

— Кто это?

Ива посмотрел на велосипедиста прищурясь, словно видел его впервые, и равнодушно ответил:

— Яшка Ушастик, презренная личность и мелкий собственник.

— А велосипед у него хороший.

— Еще бы!.. — Ива сел на скамейку с ногами.

Валерка примостился рядом.

Яшка, заметив любопытные Валеркины взгляды, сбегал домой, вынес спиннинг с пробковой рукояткой и фотоаппарат. Сел на крыльце и принялся крутить спиннинговую катушку. Потом начал забрасывать блесну прямо под ноги Валерке.

Валерка глянул на Иву. Тот сидел спокойно, на Яшку совсем не обращал внимания, будто его и не существовало на свете. Валерка тоже поднял ноги на скамейку, зевнул и стал сосредоточенно ковырять в ухе.

Яшка поерзал на крыльце, отложил спиннинг, взял фотоаппарат. Навел на ребят объектив, пощелкал затвором для эффекта…

Валерке очень хотелось посмотреть, а может, даже и в руках подержать все эти замечательные вещи. Он не понимал, почему Ива не проявляет к Яшке никакого интереса, но раз товарищи, — значит, точка, держи марку.

Яшка громко, во всю глотку, запел песню — «Шагай, вперед, мой караван…», сердито посмотрел на ребят, забрал свое добро и ушел в дом.