Дж. Каргман - Горько-сладкие шестнадцать

– Я не хочу общаться вот с этой! – Уитни указала на Софи. Слово «эта» она произнесла как ругательство.

– Тебе пора сделать выбор, – твердо произнесла Софи.

– Ты, выскочка из Голливуда! Какой еще выбор? Лора – моя подруга! Была и всегда будет! – сказала Уитни Софи, а потом повернулась ко мне: – Лора, немедленно скажи Софи, что ты ей больше не подруга. Мы дружим уже давно, моя семья сделала для тебя много хорошего, ты не можешь продолжать дружить вот с этой.

Я потеряла дар речи. Что? Сделала для меня много хорошего? У нас тут что, тоталитаризм? В дружбе появляются диктаторы? С ума сойти. Но ответить Уит я не успела. Вмешалась Софи:

– В одном она права, Лора. Пора сделать выбор. Я уверена, ты выберешь меня. Послушай, как Уитни с тобой разговаривает! Она же считает тебя своей вещью! Не знает, видимо, что рабство пятьдесят лет назад отменили.

Вообще-то сто пятьдесят, но это не важно.

– Да вы с ума сошли! – воскликнула я. – Я же вам с самого начала сказала, что не буду никого выбирать. Я дружу с обеими!

Секунду Софи колебалась, но потом как будто что-то вспомнила и очень серьезно сказала:

– Нет, Лора. Либо с одной, либо ни с кем.

– Я так не могу. Я дружу с обеими.

– Нет, Лора, с обеими дружить нельзя. Это невозможно, – сказала Уитни тоном своей мамы. – Ты не можешь сохранять нейтралитет. А если честно, у меня нет времени для слабаков!

– Уит...

У Уитни исказилось лицо.

– Для тебя решение неочевидно. Значит, ты никогда не была мне настоящей подругой. Права мама, ты – лицемерка. Дружишь с тем, с кем выгодно. Постоянно берешь у меня вещи. Да просто мною пользуешься!

Меня будто рой шершней ужалил.

– Ничего себе, Уитни, ты же всегда говорила: «Что мое – твое». – Голос сорвался. Я с трудом сдерживала слезы.

– Не в прямом смысле.

– Решай, Лора, – сказала Софи. – Докажи, что ты и правда моя подруга, а не общаешься со мной из-за премьер.

– Выберешь Софи, сразу станет ясно, что ты просто хочешь познакомиться с Мэттом Дэймоном! – презрительно усмехнулась Уитни.

– Теперь ты с ним никогда не познакомишься! – прошипела Софи. – Я отправлю ему СМС и скажу, что ты уродливая лесбиянка!

И тут я расплакалась. Ушам своим не верила: «лучшие подруги» накинулись на меня и говорят такие ужасные вещи. А ведь я считала себя взрослой и разумной! Старалась их помирить, молчала в ответ, держалась подальше от конфликта. Так теперь дипломатия обернулась против меня же! Дважды!

– Это несправедливо, – всхлипнула я. – Я просто не хотела с вами ссориться.

– Слабачка! Я выкидываю тебя на свалку, – резко сказала Софи. – Как мусор.

– Лора, у тебя день рождения через три недели. Такими темпами ты останешься в своей грязной забегаловке одна, – прошипела Уитни.

Уит уже хотела уйти, но передумала: обернулась и выплюнула еще одно оскорбление:

– Кстати, про Оскара де ла Рента забудь. Он никогда не увидит твоих дурацких эскизов. Об этом уж я позабочусь! – Уитни ушла прочь.

Я с мольбой посмотрела на Софи.

– Про Клайна тоже забудь! И не только про него, хорошая ты наша. Я поговорю с Джейком и остальными парнями. Они никогда больше не будут с тобой разговаривать, – зло выдала Софи и ушла вслед за Уитни.

Я была потрясена. И зла. Мое сердце разбито. Но как противно!

Не знаю, как пережила этот день. Как только сердце не остановилось. После экскурсии я побрела в Нью-Йоркский университет, где на факультете философии преподавал мой папа. Я остановилась у входа в аудиторию и заглянула вовнутрь: папа читал лекцию, шагая взад вперед, и писал что-то на доске. Когда все вышли, я подбежала к папе.

На нем был твидовый пиджак, как всегда, весь усыпанный крошками еды. Папа сидел за столом и протирал очки. Я расплакалась, даже не поздоровавшись. Слезы текли по щекам, и я не могла их остановить. Папа обнял меня и не отпускал, пока я не успокоилась. Уже хотела ему все рассказать, но папа поднес палец к губам и вышел из аудитории. Обратно он вернулся со стаканом воды. Я проглотила воду и наконец отдышалась.

– Что случилось, малыш?

Услышав «малыш», я опять разрыдалась. И, только успокоившись во второй раз, наконец-то смогла рассказать папе, что случилось.

– Не думала, что слово «нейтралитет» может быть таким обидным.

– Они не хотели тебя обидеть, – сказал папа.

– Еще как хотели! – закричала я, все еще плача. – Пообещали устроить мне сладкую жизнь! Я ведь просто не хотела с ними ссориться. И в результате осталась одна!

Я говорила и говорила и никак не могла остановиться, наконец-то дала волю своим чувствам. Я рассказала папе, как тяжело учиться вместе с богатыми, у которых есть все, что угодно. И как обидно попрекнула меня Уитни своей добротой. И как они с Софи наговорили мне кучу гадостей. Было очень больно. Эти девицы высмеяли мою доброту. Хотела их помирить, а они накинулись на меня, как будто я – их злейший враг.