Х. де Россо - Эта горькая сладкая месть

Дорога была перегорожена. По обеим ее сторонам в земле были укреплены стояки, к которым прибиты щиты с предупреждающими надписями: «Оседание грунта. Проезд не рекомендуется».

Уилл Оуэн затормозил и свернул на обочину, подпрыгивая на колеях, изрытых машинами рыбаков и охотников, объезжавших заграждение.

Миновав огороженный участок, он опять вырулил на шоссе и набрал скорость.

Фары машины прорезали ночь, выхватывая из тьмы то смутные очертания поросших травой отвалов, то стальной каркас мрачного и безмолвного надшахтного сооружения.

Он снова затормозил, развернул машину и выключил мотор. В возникшей тишине он слышал лишь глухие удары своего сердца да кваканье лягушек в ближнем пруду. И больше ни звука.

Он потянулся было за сигаретами, но раздумал, посчитав, что лучше не рисковать и ничем не выдавать своего присутствия. Однако спустя минуту он все же закурил, решив, что в полночный час здесь никто не может появиться, кроме нее.

Ожидание угнетало его. Возможно, так действовала на него окружающая обстановка: заброшенная железорудная шахта и ощущение запустения, вызываемое безлюдными зданиями, поросшими травой отвалами и ржавеющим инвентарем. Но для встречи с ней это было самое подходящее место.

Он включил свет на панели с приборами, взглянул на часы и забеспокоился. Приедет ли она?

По телефону он говорил с ней очень жестко и дал понять, что отказа не примет. Она умоляла его, говорила, что дома будет муж и она не представляет себе, каким образом ей удастся ускользнуть в такой поздний час. Он был непреклонен. Она должна найти способ.

И теперь он сидел здесь, курил, изнывая от тревоги и в который раз задавая себе вопрос, правильно ли он все дёлает. Прежде он и думать не мог, что докатится до такого.

Он уже был готов признать свое поражение, как вдруг на дороге показался свет приближающейся машины. Он открыл дверцу и вышел в темноту. Сердце отчаянно колотилось. Он не мог бы с уверенностью сказать, чем вызвано его волнение, — тем, что предстояло сделать, или новой встречей с ней. Как же много времени прошло с тех пор, когда они виделись в последний раз!

Машина круто повернула вокруг шахтного отвала, и свет ее фар ослепил его. Он выругал себя за то, что встал здесь, всем напоказ, хотя нужно было соблюдать осторожность, может быть, даже спрятаться. Но он был новичком в этом деле, к которому не испытывал ни малейшей склонности. Необходимость и ненависть — вот что руководило им.

Машина остановилась, фары погасли. И снова ничто не нарушило ночную тишину.

— Сибил? — окликнул он. В горле у него запершило. Он опять совершил глупость — не следовало ее окликать, вдруг это вовсе и не она… При одной мысли об этом по его телу пробежал озноб.

Дверь машины открылась, и в мелькнувшем свете салона он увидел ее, Сибил.

Вновь все погрузилось в темноту, только у машины теперь сгустилось новое пятно — тень Сибил.

— Иди сюда, — позвал он. Боль и оскорбленная гордость говорили за него.

Тень не пошевелилась.

— Я сказал, иди сюда, — скомандовал он так громко, что слова эхом отозвались где-то в ночи.

Она двинулась к нему и остановилась так близко, что он почувствовал запах ее духов. Сирень, как и когда-то. Резко и гневно он отбросил воспоминания.

Он не знал, с чего начать. Перейти сразу к делу казалось грубым и даже кощунственным. Но нужно было что-то сказать.

— Ты опоздала.

— Раньше уйти не удалось. И потом, я неуверенно себя чувствовала на этой дороге. Перегорожена, предупреждение о провалах. Я… мне было страшно.

— Это предупреждение, только чтобы снять ответственность с компании, на всякий случай, если действительно, образуется провал. Охотники и рыболовы все время пользуются этой дорогой. Здесь недалеко река.

— Но вокруг старых шахт действительно бывают проседания грунта.

— Я же сказал тебе, чтобы на знак ты не обращала внимания. А старая дорога в Бессемер? Там полно таких знаков. Но по ней спокойно ходят автобусы. Бывает, конечно, случаются провалы, но крайне редко.

Он поймал себя на том, что пытается представить себе, как она сейчас выглядит. В темноте вырисовывалась лишь ее высокая, изящная фигура, он мог видеть, что на ней надеты брюки и светлый, с открытым горлом джемпер. Волосы — наверное, копна светло-золотистых колец, а лицо… Он на мгновение прикрыл глаза, пытаясь вспомнить его. Но горечь вновь затмила все чувства. Он понял, что прочитанная им лекция о провалах грунта была попыткой оттянуть начало разговора, который касался их обоих.