Николай Дубов - Беглец

— Где ж ему быть? Там…

Все посмотрели через ограду на ревущее вспененное море.

— Не нашли? — спросил очкатый.

— Пробовали. Куда там… Это ить море! Да еще шторм…

— Но почему здесь? Как он здесь оказался? — спросила Воронина. — Он же мне телеграфировал из Евпатории…

— Так они жили здесь. Вон там на бугре, в палатке.

— «Жили»? — повторила Воронина. — Кто это — «они жили»?

— Да была тут с ним одна гражданочка… Юлия Ивановна.

— А-а! — закричала Воронина, лицо ее исказилось. — Я так и знала, я догадывалась, что он опять с ней… Это она! Она его довела, погубила…

— Мама! — сердито сказал очкатый.

— Что, я еще должна стесняться, молчать? Не буду я молчать! Я ей все скажу… Где эта подлая тварь?

— В больницу увезли. Вроде шок у нее какой-то…

— Шок? Чтоб она не встала от этого шока!..

Воронина кричала и плакала, сын безуспешно пытался ее остановить. На лицах мамки и Максимовны было горестное сочувствие, а в глазах дикое любопытство. Пришел папка, сказал «здрасте» и приложил руку к кепке, но на него не обратили внимания.

— А вообще есть надежда отыскать тело? — спросил очкатый…

— Вполне свободная вещь, — сказал папка. — Когда в утопленнике образуются газы, его обязательно наверх выносит…

Очкатый неприязненно покосился на папку и повернулся к деду, ожидая его ответа.

— Кто же его знает? — сказал дед. — Когда шторм утихнет, может, и вынесет.

— А шторм надолго?

— Навряд. О сю пору редко когда затягиваются.

— Придется нам ждать, — сказал очкатый матери. — Пожить несколько дней.

— Где?

Очкатый скользнул взглядом по двору, усеянному гусиным пометом, по крашенным известью стенам дома.

— Не здесь, конечно. С гостиницей в Евпатории трудно, ну как-нибудь устроимся… А где машина, вещи? — спросил он у деда.

— Все в целости и сохранности.

Воронины пошли на бугор, дед и папка с ними, а Юрка следом. Очкатый парень стащил парусину с «Волги», а мать его влезла в палатку, и оттуда стали вылетать скомканные одежки Юливанны, потом вылетела ее сумочка, расстегнутый клетчатый чемодан. Воронина вылезла, распаренная духотой и злыми усилиями.

— Все, — сказала она, — больше там никакого ее имущества нет, можешь снимать палатку.

Сын сгреб разбросанные платья, запихал в чемодан и, застегнув молнию, поставил перед дедом.

— Куда ж его теперь? — спросил дед.

— Куда хотите. Можете выбросить. Или хранить для этой…

Дед вздохнул и понес чемодан домой. Сын начал снимать палатку. Пришел злой шофер, понаблюдал за его неумелой работой и сказал:

— Долго будем чикаться? Опять же вкруг чертова лимана ехать. Если будем копаться, до ночи не доедем…

— Доедете, — сказал папка.

— Что ты мне рассказываешь? По той дороге на ишаках ездить, а не на машине…

— Может, вещи возьмем сразу в такси? — спросила Воронина.

— Какие вещи? — закричал шофер. — Чтобы у меня рессоры полопались?

— Хорошо бы, — сказал сын, — найти здесь шофера. Чтобы согласился перегнать «Волгу» в Москву. И мы могли бы не лететь, а ехать с ним.

— Так отчего же? — подхватил папка и засуетился. — Вполне свободная вещь. В колхозе в Гроховке есть — тут всего пять километров — шофер второго класса, между прочим. Его все знают. Сенька-Ангел по прозвищу.

— Как его найти?

— Для такого дела и я с вами могу подъехать. Надо ж помогать, раз такое дело…

Шофер поломался, но согласился съездить в Гроховку. Они втроем ушли, Воронина продолжала укладывать вещи в машину, оглянулась и увидела Юрку.

— Тебе что, мальчик?

— Ничего, — сказал Юрка, пожимая плечами.

— Тогда иди, нечего тут околачиваться.

Юрка ушел. Теперь он понимал, почему Виталий Сергеевич бросил ее.

А может, она не всегда была такая?

Через некоторое время Воронина пришла во двор. Мамка и Максимовна усадили ее в холодок и начали наперебой рассказывать, как жили здесь Виталий Сергеевич с Юливанной, и наговаривать на нее. Воронина плакала, лицо ее кривилось и дергалось.

Видно было, что ей больно и стыдно слышать, но она жадно слушала, а те говорили, говорили… Юрка не понимал, почему, зачем они это делают. Ведь они же лебезили, из кожи лезли перед Юливанной, когда все было хорошо, а теперь…

Такси вернулось, отца в нем не было.

— А где папка? — спросил Юрка очкатого.

— Какой папка? А, этот… он в селе остался.

— Ну как, договорились? — спросила Воронина.

— Не хочет, — ответил сын.

— Может, ты мало ему обещал?

— Двести рублей мало? Сволочь он, а не ангел. Еще и фанаберию напускает. «Я, говорит, на покойниках не зарабатываю…»