Николай Дубов - Жесткая проба

Всё началось с балета.

В субботу утром Алексей увидел большие белые афиши и тотчас забыл о них. По дороге к цеху его догнал Виктор.

— Видал? Оперный приехал!

Алексей безразлично кивнул.

— Чудак! — закричал Виктор. — Хоть и областной, так что? Настоящий театр оперы и балета — шутка! Лично я ни одного не пропущу…

Виктор считал себя артистом: больше года ходил в драмкружок при Дворце культуры и без конца репетировал. Однажды он затащил с собой Алексея. На полуосвещенной сцене сквозняк шевелил облупившиеся крашеные холсты. Пахло застоялым клеем и пылью. Худенькая девушка испуганно оглядывалась в зал, где сидел режиссер, и тихонько бормотала, а Виктор, красный от натуги, кричал не своим голосом и поминутно хватался то за руку девушки, то за свой лоб. Потом режиссер что-то им объяснял, девушка снова бормотала, а Виктор кричал.

— Ну как? — спросил Виктор, когда они вышли.

— Глотка у тебя — дай бог!

Виктор самодовольно улыбнулся. В кружок Алексей больше не ходил.

Опера ещё хуже. Это когда долго поют на разные голоса и нельзя понять ни одного слова. Алексей пробовал слушать по радио, но ни разу не выдержал до конца. Один или с Виктором он бы не пошел, но когда Наташа сказала, что она просто не понимает, как можно не пойти, — это же впервые приехала опера, и уж она-то, во всяком случае, пойдет, — Алексей немедленно согласился. Не пойти означало не увидеть в этот вечер Наташу.

Пришли задолго до начала, и Виктор сейчас же убежал. Всю дорогу он хвастал театральными связями и уверял, что достанет самые лучшие места. Должны они идти навстречу художественной самодеятельности или нет?! Время от времени он появлялся потный, взъерошенный, чертыхал администратора, которого никак не мог поймать, и снова убегал. Алексей был доволен — он оставался с Наташей один и мог на неё смотреть. Он даже подумал, как было бы хорошо, если бы Виктор вовсе не достал билетов. Они пошли бы просто гулять, к морю, например. Сидели бы на берегу, Наташа и Виктор разговаривали, а он бы смотрел на неё и был счастлив… Но тут же он спохватился. Счастья никакого не будет. Она так нетерпеливо ждет этого спектакля, так радуется, прямо светится вся. И больше всего боится, что билетов не окажется…

— Чему ты улыбаешься, я не понимаю? — сердито сверкая глазами, сказала Наташа. — Ни за что теперь Витьке не поверю! Наобещал, нахвастал, и вот — пожалуйста! Сама буду покупать билеты, и всё…

Но Виктор уже проталкивался через толпу, по расплывшемуся лицу его было видно, что билеты есть.

— Порядок! Пятый ряд. Правда, немножко сбоку, ну ничего, зато близко…

Места оказались крайними в ряду, у самого забора. Небо еще голубело, и молочный шар фонаря над головой казался желтым и тусклым. За барьером перед сценой торчали головы музыкантов. Там вразнобой пиликали, тутукали инструменты, заглушая всех, резко и отрывисто рявкала в небо медная труба, как отдаленный гром, глухо рокотали невидимые барабаны. Прожектора осветили занавес. На подставку перед оркестром поднялся длинноволосый человек в черном и постучал палочкой. Пиликанье оборвалось, но зрители ещё рассаживались, громко разговаривали и смеялись. Длинноволосый оглянулся, обвел требовательным взглядом ряды скамеек. В зале начали громко шикать друг на друга, шум стал ещё сильнее. Так и не дождавшись тишины, длинноволосый повернулся к оркестру, плавно повел палочкой, и оттуда, где только что раздирала уши звуковая сумятица, хлынула певучая волна. Наташа, будто захлебнувшись в ней, глубоко вздохнула и замерла, так и оставив чуть приоткрытым рот. Волна растекалась всё шире, нарастала, в неё вливались всё новые и новые. Еле заметные вначале, они росли, заслоняли собой прежние, стихали и возникали вновь. Длинноволосый раскачивался всем туловищем, волосы упали ему на глаза, но он не обращал на это внимания и всё требовательнее размахивал обеими руками. Повинуясь ему, волны вздымались всё выше, потом, будто попав в теснину между скал, заметались, взбудораженно и тревожно, и, разбиваясь одна за другой, начали стихать и гаснуть. В зале захлопали. Наташа перевела дыхание.

— Хорошо как, а?! — невидящими глазами посмотрела она на Алексея.

Виктор сложил ладони чашками и гулко, как в бочку, захлопал. Длинноволосый небрежно поклонился зрителям, взмахнул головой так, что волосы его легли на место, снова поднял палочку, оркестр заиграл, и занавес раздвинулся.