Николай Дубов - Беглец

— Счастливцы, — сказал Виталий Сергеевич, провожая его взглядом. — До сих пор завидую морякам, с детства мечтал стать моряком, а вот не получилось — глаза подвели, в молодости я был близоруким…

И он начал рассказывать, какая трудная, суровая, а потому мужественная и прекрасная жизнь у моряков, и если б можно было начать жизнь заново, он опять бы, как в детстве, выбрал профессию моряка.

Юрка подумал, что и он бы тоже хотел, только это если и случится, то так не скоро, что и думать не стоило, и он не стал об этом думать, перестал слушать Виталия Сергеевича, думал о том, как он живет сейчас, почему должно быть так, а не иначе, и вдруг совсем невпопад спросил:

— Зачем люди пьют?

Виталий Сергеевич не удивился, хотя Юрка прервал его на полуслове. Он помолчал, потом сказал:

— По разным причинам. Но, в общем, какие бы ни были причины, — от слабости. Одни потому, что избалованы, денег много, могут себе позволить, а удержаться сил нет. Другие потому, что им плохо.

— Так ведь все равно… — сказал Юрка.

— Конечно, лучше не становится. Становится хуже. Сил, здоровья меньше, ума — тем более. Но, видишь ли, зелье это одурманивает, одуряет, и человеку и он сам и все окружающее видится не таким, какое оно на самом деле. Трусу кажется, что он герой, уроду и тупице, что он красавец и гений, все беды и несчастья пустяками, море становится по колено…

Юрка исподлобья покосился на него. Откуда он знает? Он же не был вчера в Гроховке…

— Протрезвился пьяный, — продолжал Виталий Сергеевич, — опять то же самое, те же несчастья, те же беды. И человек опять напивается, чтобы забыть о них. И так втягивается, потом уже без этого не может обойтись. Это прилипчиво, как зараза, как неизлечимая болезнь. А попросту — это трусливое бегство. Трусливое и бессмысленное — в бутылку. Из нее-то уж во всяком случае выхода нет. Только один — смерть… Так что ты не приучайся, — помолчав, добавил он. — И не поддавайся, если будут уговаривать. Дружки тут чаще всего ножку подставляют.

— На кой оно мне, — сказал Юрка. — Уйду я от них. Совсем.

— От кого?

— Из дома.

Виталий Сергеевич внимательно посмотрел на него.

— Почему?

— А ну их! — сказал Юрка и отвернулся.

— Обидели тебя?

Юрка не ответил. Виталий Сергеевич расспрашивать не стал.

— Это пустое, — сказал он. — В детстве меня тоже как-то обидели. Теперь уже не помню чем, но тогда казалось — непереносимо. Мне было еще меньше лет, чем тебе. До войны у нас мальчишки убегали в Арктику, во время войны — на фронт. А куда теперь мальчишки бегают? Наверно, никуда… В космос не убежишь. А тогда и об Арктике не знали, и на войну никто не хотел. Бежали не на фронт, а с фронта. О стране своей мы, мальчишки, ничего не знали. Зато много знали про Америку. Про индейцев, золотоискателей, путешественников. Тогда много было таких книг, мы их зачитывали до дыр, играли в индейцев и белых завоевателей. Теперь эти книги не читают. Ты, наверное, тоже не читал?

— Не, — сказал Юрка.

— Ну, естественно. А я читал много и мечтал об Америке. А когда обидели, решил убежать. Надел пальто, буханку хлеба за пазуху и пошел. Обида обидой, а хлеб стащил. Без еды как же? Дорога дальняя: через половину Сибири до Владивостока, тогда это недели две поездом, а дальше уже просто: зайцем в трюме парохода — и в Америке. Вокзал набит битком. Раненые, беженцы. Гражданская война ведь шла. Ждал-ждал поезда, проголодался. Достал хлеб. А кругом голодные беженцы. Особенно ребятишки. Не просят, а только смотрят. Стыдно мне стало одному есть. Разломал я хлеб и роздал. А без еды куда убежишь? Пошел домой. Отец все понял. «Убегал?» — спрашивает. «Убегал». — «А хлеб где?» — «Беженцам отдал, они голодные». — «Твое счастье, дурак, а то б я тебе всыпал. Люди от беды бегут, а ты от чего? Иди спать!..» А на другой день обида показалась уже не такой страшной, потом и вовсе стерлась. Детское горе, как летний дождь — отшумел, и снова солнце…

— Да, — сказал Юрка, — вам хорошо говорить…

— Ты пойми: бегство — не выход. Бегство — тоже от слабости, малодушия. Ну, трудно тебе сейчас живется, я понимаю. Но ведь не всегда так будет. Ведь даже здесь, на Тарханкуте, посмотри, какое идет строительство. Вон там, — показал он на вышки, — нашли нефть и газ. И вырастет целый город. А полуостров весь перегородят лесозащитными полосами, разобьют сады, виноградники. Почва здесь хороша под виноградники. Воды нет? Найдут и воду, из-под земли достанут. Для кого все это? Для вас, для таких, как ты. Для тебя…