Виктор Баныкин - Бедовый мальчишка

Отец и сейчас бы продолжал разъезжать по своим буровым, не случись с ним полгода назад беды. Как-то на одной из буровых, помогая рабочим сгружать с машины тяжелые стальные трубы, он оступился и упал. Рабочие не удержали трубу, и она одним концом придавила отца. Когда он вышел из больницы, его перевели на «Победу», в личные шоферы главного инженера. А через месяц отец приглянулся новому управляющему треста, любившему в людях аккуратность и беспрекословное послушание. Управляющий взял отца на только что полученный ЗИМ. Все мальчишки Отрадного бегали к тресту поглазеть на большую темно-синюю машину.

Несколько дней Родька ходил гордый-прегордый. Он еще ни разу не ездил на ЗИМе, но уже всем мальчишкам рассказывал, как отец прокатил его на новой машине «оттуда и дотуда».

Случалось, выходя из школы крикливой веселой гурьбой, ребята видели проносившийся по улице длинный и тупоносый, похожий на сома, ЗИМ. Родька непременно останавливался и как бы между прочим небрежно говорил, глядя вслед удаляющейся машине, сверкающей лаком и никелем даже в пасмурные дни:

— Отец куда-то покатил!

Мальчишки тоже останавливались, и на какую-то долю секунды шум стихал. И во взглядах ребят, провожавших ЗИМ, Родька угадывал и восхищение машиной, и уважение к его отцу — первоклассному шоферу…

Родька снова (который уже раз!) вздохнул, и вздохнул так глубоко, что у него даже в груди закололо.

— И чего ты все вздыхаешь? — спросила Родьку Клава.

Петька насмешливо сказал:

— А он тут без тебя стишки про любовь мусолил. Начитался всякой всячины и ходит теперь сам не свой. Вздыхает и воображает что-то такое… поэтическое!

— Осел ты, Петька, да еще в придачу осел на палочке! — Родька проворно встал и, повернувшись спиной к Петьке и Клавке, звонко зашлепал ладонями по груди и ногам.

— Н-но, полегче на поворотах! — не очень строго предупредил Петька. — Дал бы я тебе по уху, да, сам знаешь, не люблю драться.

Клавка тоже встала, поправила на голове косынку.

— Ой, мальчишки! — вдруг вскрикнула она. — А Волга-то… Поглядите-ка!

Еще четверть часа назад горы и небо отражались в лоснившейся глади реки, а сверкающая белыми искорками дорожка от солнца, устало клонившегося к вершине Беркутовой горы, тянулась до самого острова. И кругом стояла такая тишина, что слышно было, как на том берегу гоготали гуси. Но вот с Жигулей потянуло сквозняком, и только что безмятежно голубевшая Волга сразу взбугрилась, словно ее погладили против шерстки, и она вся ощетинилась. И уже кое-где на воде стали появляться пенные гребешки, и все они бежали прямо к Шалыге.

— Эй, братва, поторапливаться надо! — сказал Петька, глядя на Волгу. — Отсюда до жигулевского берега с полкилометра, а ветер встречный. Отчаливай!

И он первым вошел в воду, высоко поднимая длинные, почерневшие от загара ноги.

За ним не спеша последовала и Клавка. Она была в лиловом трикотажном купальнике, плотно облегавшем ее узкоплечую, точеную фигуру. Родька невольно засмотрелся на Клавку. А она, не оглядываясь, медленно подходила к воде, и, дурачась, загребала ногами песок, словно была косолапа.

— Петух, подожди меня! — крикнула Клавка, но Петька, видимо, ее не слышал.

Вот он погрузился по грудь, вот над водой осталась торчать лишь его вихрастая голова. Еще миг, и Петька уже поплыл, сильно работая руками и ногами.

«Легко, чертяга, на воде держится», — отметил про себя Родька, все еще не трогаясь с места.

Предзакатное солнце в упор освещало гребни Жигулей, и на них нельзя было смотреть — все неистово сверкало до ломоты в глазах: и литые из красной меди стволы сосен, и пористые известняковые курганы, напоминавшие сахарные глыбы, и розовеющие неприступные обрывы из кремнистых доломитов.

Семь лет назад, когда Родька вместе с родителями приехал на промысел, город только начинал строиться — в нем было всего две улицы! Теперь в Отрадном уже более двух десятков разных улиц и переулков, и все они до чего же знакомы Родьке! Наверно, даже с завязанными глазами он мог бы пройти по городу, безошибочно угадывая название каждой улицы.

Но пора, пожалуй, и ему отправляться. Петька уплыл уже далеко, да и Клавка как будто не очень-то отстала от него. Родька взмахнул руками, подпрыгнул и бултыхнулся вниз головой в воду.

Он уходил вниз все глубже и глубже, то соединяя перед собой ладони, то плавно разводя их в стороны. Косые лучи солнца пронизывали воду до самого дна молочно-золотистыми столбами. Разглядывая песчаное дно, похожее на лунную поверхность, Родька заметил в стороне от себя большую, словно чайное блюдце, раковину, блеснувшую нежным перламутром.