Стеван Булайич: Ребята с Вербной реки

У Лены задрожала нижняя губа — она заметила Мичу. Он радостно машет рукой, но видно, что он очень устал.

Заморгал глазами больной черноногий Срджа. Он разглядел, что Охотник на Ягуаров тянет за собой Мустанга, Циго и Нешо подталкивают заморённого коня сзади и громкими криками призывают Мустанга сделать ещё несколько шагов.

Дядя Столе охает:

— И где только была моя голова! Надо было пушку приготовить, сейчас бы пальнул разок-другой ради счастливого возвращения!

Погружённая в свои мысли, заведующая задумчиво улыбается, но не забывает напомнить Срдже, которому не сидится в кресле:

— Сиди, Срджан! Не спеши. Тебе нельзя двигаться, а то вспотеешь!

Ужасно трудно сидеть вот так в кресле и ждать встречи с друзьями! «До чего же медленно они идут! — думает Срджа. — Уж на что Пирго здоровый, и тот осунулся, покрыт дорожной пылью. Езину винтовку несёт, будто в ней сто кило. Рако от усталости сгорбился, хромает, наверное, ногу стёр. Рядом с ним идёт какой-то незнакомый человек. Кто же это такой высокий? А кто там за ним? Цыганка! Маша! — узнаёт Срджа. — Откуда она здесь? И откуда взялся этот светловолосый парнишка в деревенской одежде? Откуда он… кто это… кто?» Срджа растерянно проводит ладонью по лицу.

Совсем близко видит он весёлые лица товарищей. Видит их — и не видит.

— Мича!

— Срджан!

Крепкое долгое объятие.

— Рако! Циго!

Он обнимает своих товарищей и тревожно ищет взглядом незнакомого паренька. Куда он делся?

Где он?

Смотрит: Мича, незнакомый крестьянин и заведующая отошли в сторонку и о чём-то оживлённо, взволнованно разговаривают… Смотрят на него… И вдруг лица у них светлеют.

Где же светловолосый?

Срджа оглядывается, приподнимается в кресле и вздрагивает. Светловолосый парень идёт к нему. Улыбается. И Срджа видит два больших верхних зуба… У Срджи точно такие же… И уши у паренька большие, розовые. Где же Срджа видел такие уши? Где?.. В зеркале!

Мальчик подходит к нему, останавливается и протягивает руки:

— Брат!

— Яков?.. — вспыхивает в сознании Срджи, и он прижимается лбом к плечу брата.

Они забыли поцеловаться, забыли поздороваться. Не слышат и не видят ничего, только чувствуют, что они рядом, грудь с грудью, лицом к лицу, а сердца от радости бьются так, словно слились в одно.

Вокруг тишина. Ни вздоха, ни слова. Онемели черноногие.

В изумлении застыл и Саво Злой Глаз. Кухарка Тереза выпустила руку своей дочери и удивлённо приоткрыла рот. Заведующая прячет лицо в зеленоватом платочке.

Все приходят в себя от шёпота Якова:

— Братец, это наш отец!

И Срджа оказывается в тёплых широких объятиях большого мужчины. Эти объятия пахнут чуть подсохшим сеном, крестьянским потом, дымом забытого, дорогого домашнего очага…

Встреча Срджи с отцом и братом в те дни была главным событием, все говорили о нём без конца, с утра и до вечера. Не забывали, конечно, и о славных подвигах Мичиной дружины.

Срдже очень хотелось увидеть родной дом. И они уехали на следующий день. С ними отправился и Рако. До остановки автобуса их провожали Кача и все черноногие.

А несколько дней спустя возвратились домой девочки и мальчики с моря. Почерневшие от солнца, со следами морской соли на коже, они то и дело задирали майки и показывали черноногим, как здорово они загорели на Адриатическом море. Белый Райко превратился в арапа.

Но ни их загар, ни занимательные приключения не могли, конечно, сравниться с подвигами черноногих, их по-прежнему окружали восторженным поклонением. Даже южное солнце не способно было затмить эту героическую славу.

Днём ребята собираются на «отвоёванном» пляже, и начинаются разговоры о подвигах Мичиных воинов.

Главная роль теперь принадлежит Боце. Окружённый всеобщим вниманием, он дополняет и украшает своё повествование такими «потрясающими» сценами, что у его слушателей дыхание перехватывает. Никто не шевельнётся, слова не вымолвит, пока говорит Охотник на Ягуаров. Кажется, что даже Вербница приглушила шум своих волн и прислушивается к причудливому рассказу о славном племени черноногих, чтобы потом, журча и рокоча, поведать о ней всему свету!

— А потом, братец ты мой, как бросится на меня старый цыган, — сочиняет Боца. — В руках у него ножище — во, полметра, наверное, и кривой к тому же! Настоящий кинжал! Размахивает он ножом и орёт: «Не сносить тебе головы!» А я поднял Мустанга на дыбы, размахнулся лассо и — раз, вырвал кинжал у него из рук. Ну, тут он на колени и давай пощады просить. «Прощаю тебя, — говорю я, — но кинжал твой возьму себе на память». Он поцеловал землю у моих ног и пробормотал: «Шатора… репора… ошора… ньюпора». А это, братцы вы мои, по-цыгански значит: «Спасибо тебе, великодушный воин!»